Куплю свадебное платье
Шрифт:
— Эти девки, сынок, такие оторвы! — провожая внука в длительную командировку на укрепление подмосковной милиции неплохими соборскими парнями, крестила и напутствовала Витю баба Лена (будучи когда-то тоже девкой и зная девок безо всякого рентгена). — Ты, Витя, себе ищи девушку скромную, работящую, по себе, Витя, ищи. И главное — с квартирой. Будешь, Витя, жить в Москве на улице Кирова и кушать московскую сметану, а не ивановский хрен, как тута, у нас, — кивнула баба Лена на соборские большие огороды у себя за спиной и справа, и вниз по реке.
Но мужское сердце болело, и мужские
В поезде теперь уже давно никто не ехал за колбасой, сгущенкою и платьицами и ботиночками из «Детского мира» на улице Дзержинского. Денег было у населения едва-едва, и как-то само по себе сократилось потребление всяких жирных продуктов, ранее почему-то казавшихся необходимыми.
Ехали в основном бригадами на работу: мужчины — на московские стройки, женщины… а не буду говорить, куда ехали те женщины, потому что мне их жалко и обидно за них, а как вам — не знаю.
А при чем здесь Танька Замотаева, именем которой я назвала эту главу? Да я просто Таньку перепутала с Нинкой и назвала неправильно, так что считайте эту главу как бы «Нинка Турищева», а старое название пусть тоже останется, оно тоже чем-то привлекательное и даже внушает кой-какие мысли о самом главном в жизни — о любви.
Так вот, все словно заблудились в ту весну и ехали со всех сторон света в подмосковный Полежаевск, будто бы и не было кругом больше городов, городишек, хуторов в степи и прочих жилых массивов. И главное — ведь встретились все эти путешественники не где-нибудь, а в «сталинке» на улице Архангельской, 2-й подъезд или подъезд «Z», ну как вам больше нравится, так и считайте, называйте и думайте.
Метод тыка
В. И. Иншаков сидел в опорном пункте за столом и, поглядывая в окно, писал на бланке протокола:
«Дворец кривосудия;
камера курортного задержания;
параша с кондиционером;
нары на основе арабской кровати;
вертухай в золотых цепях;
меню тюремного ресторана…»
Поток остроумия был прерван камнем, который влетел в форточку и разбил тарелку, в которой лежали вишневые косточки. К камню изолентой была привязана бумажка. Виктор Иванович неторопливо кинул взгляд в окно, дерево клен загораживало обзор примерно на треть, а олухов с камнями в этом городе было пруд пруди, в чем Виктор Иванович за неделю своей работы участковым инспектором убедился раз пятнадцать.
В записке было два слова, но каких:
МАЧИ МИНТОВ!
— По-китайски, что ли? — разглядывая иероглифы, нахмурился Иншаков. — Ага-а-а, мочи… Уж хотя бы режь или топи в луже, — скрипучим голосом заметил Виктор Иванович и, не ожидая ничего хорошего, вышел на лестницу, где нос к носу столкнулся со своим старшим товарищем по службе
Из пяти тысяч живущих на его участке всего-то чуть больше ста граждан были людьми с криминальным прошлым, настоящим и будущим, все, как и в среднем по стране.
Хотя Лабрадор задумался и не смог припомнить ни одной собаки, любящей закон, как, к примеру, копченую кость, ни од-ной! Но собак, как известно, не сажают в тюрьму, их сажают на цепь.
В первый день знакомства двух участковых произошел такой бездарный, на первый взгляд, разговор.
— Ты парень перспективный, оставайся у нас, женишься, найдешь себе красивую…
— Да-а-а, — глядя то под ноги, то в окно, а думая о Нинке, процедил Витя. — Красивую… для некоторых, Автандил Георгиевич, самое красивое — это эрегированный член!
И Витя сумбурно, в красно-черных тонах, по-быстрому рассказал всю историю любви с одноклассницей Ниной, которая вдруг охладела к нему за какую-то неделю и вскоре выскочила замуж за неместного белобрысого очкаря, и родила тому дочку через 3 (три!) месяца после росписи.
— Это что же за сроки такие?! — водя глазами по пункту охраны порядка и держась за кобуру, повторял и повторял Виктор Иванович.
На что покрасневший до корней волос сорокатрехлетний А. Г. Сазанчук очень мягко объяснил про «метод тыка», которым пользуются, чтобы увести понравившихся чужих невест.
— Метод тыка? — пораженный, повторил Иншаков.
— Метод тыка, — мягко кивнул Автандил Георгиевич.
Разговор глупый, но он прояснил многое.
Во-первых, Витя Иншаков, едва увидевшись с А. Г. С., сразу понял — тот может говорить с ним обо всем и не покажет виду, какой Витя олух, и мысли его тоже дурацкие.
Во-вторых — А. Г. С. очень добрый человек. Таких в радиусе опорного пункта вряд ли сыщешь еще. А встретить доброго человека в наше время даже не удача, а натуральное счастье.
И, в-третьих, — все комплексы Вити Иншакова после разговора с А. Г. С. ужались ровно наполовину. Любовные комплексы, а других у Вити не было. И самое приятное — иконописный облик Нинки в тот вечер стал потихоньку меркнуть, и для новой любви постепенно стало освобождаться место в Витином исстрадавшемся сердце.
Так Автандил Георгиевич одним лишь своим присутствием настраивал этот чумовой мир на хорошее и правильное течение.
Про Иншакова В. И
«Он худенький и добродушный», — понял Автандил Георгиевич про Витю.
— Пьяные безобразничают, — по-отечески объяснял Сазанчук новому коллеге про выбитые стекла, когда они обходили «сталинки» и прочие дома на Архангельской улице и дальше по Объездному шоссе.
Витя сразу же понравился Автандилу Георгиевичу, ему вообще нравились люди, хотя, казалось бы, на такой работе люди и прочие живые твари капитану Сазанчуку должны были осточертеть. Но — нет. Этого не произошло.
Когда участковый хотел понравиться человеку и расположить его к себе, он с ним закуривал, вздыхал и рассказывал что-нибудь.