Куплю свадебное платье
Шрифт:
— Наташка, не выходи сегодня из дома, может быть, приедет один человек, ну тот, что мне должен…
— Не смеши, — сказала я.
— И еще… — Дима постоял у двери. — Наташ, может, мне показалось, но я видел у подъезда «Шевроле» с красноуральскими номерами и, помнишь, того, с титановым лицом?
Еще бы я не помнила Валерия Бобровника…
— Ну и что? Его же убили, по телевизору сказали, я сама слышала. Да мало ли… совпадение, и все. Кому мы нужны? Мы ж им все оставили…
— Ну, все-таки
— Да ладно, — отмахнулась я. — Иди, а то опоздаешь!
Я посидела с минуту и поднялась.
— Ах!..
Из меня хлынула водичка и полилась прямо на крашеный пол.
Я вышла, едва шагая, как утка, на улицу и крикнула:
— Дима, у меня воды отошли!
Но мужа уже не было…
С дороги, звеня, отъезжал невидимый отсюда трамвай.
— Октябрь, быстро в комнату! — с порога поняла мое состояние Нина Ивановна. — Тебе в роддом, давай я тебя соберу?
Мальчик, зло сверкнув глазами и выругавшись, как взрослый, нехотя ушел.
— Такой противный стал, — потерла лоб Ниночка и вздохнула. — Не слушается… А вчера к Кокуркиной зашел, подсматривал, как она в туалете… кошмар, в общем!
— Фу-уу, — сказала я, представив Дарь Иванну.
— А эта ведьма его шваброй выгнала, — шепотом продолжила Нина. — Швабру об него сломала, а ему хоть бы что, не понимает…
Я стояла, чувствуя, что силы мои уходят, низ живота тянуло…
— Тебя проводить? Или сама тихо спустишься?
— Сама, — почему-то сказала я.
— Я через пять минут, все закрою и к тебе, — чмокнула меня Ниночка, и я вышла из ее квартиры.
Я и забыла, что оставила комнату незапертой.
— У тебя там гость сидит! — высунул из ванной физиономию Саркис, одна его щека была намылена. — Мы его впустили, у тебя в комнате ни хрена же нет! Дед какой-то…
Я не стала отвечать, только вежливо кивнула и заглянула в нашу комнату, ожидая там увидеть кого угодно, но…
У окна стоял плешивый субъект в мятом костюмчике из синего кримплена двадцатилетней давности, в руках у него торчала рыжая борсетка за «рупь двадцать». И я его узнала.
«Женильный» костюм! — вспомнила я гостя из прошлого. — Шит на заказ в ателье индпошива.
— Страшно рад, здравствуйте, — сказал гость.
— Здравствуйте, — непослушными губами пролепетала я, подумав: «Алмазы Якутии» приехали.
Плешивый внимательно посмотрел на меня, подошел к двери и закрыл ее перед носом Саркиса, который в набедренной повязке зачем-то стоял и слушал нашу беседу.
— Будьте любезны, — обратился к нему «кримплен». — Плиз?
— Сэнк ю? — сказал как отрезал Саркис и пропал где-то в стороне кухни.
— Наташ, — обернулся ко мне визитер и протянул борсетку. — Долг!
— Да, —
— Там деньги, спрячь, — уже с порога напомнил он.
— А у меня воды отошли, — поделилась радостью я.
— Ух ты! — так и не вышел он. — И что теперь будет? — Я увидела: он перестал дышать.
— Ди-иииима на рабоооотуууееехал! — набрав воздуху, зарыдала я и начала икать. — И как мне теперь? У меня мама в Японии, — зачем, не знаю, сообщила я.
— В Хиросиме работает? — понимающе кивнул визитер. — Наташ, деньги тут не оставляй. — И кивнул на стену, за которой Мазут и Саркис отрабатывали друг на друге удары. — Упрут.
Я повесила борсетку на одну руку, пакет с документами и сменным бельем — на другую и беспомощно посмотрела на человека, которого видела второй раз в жизни.
И тут началась первая моя схватка, и вбежала Нина Ивановна. В машину меня вносил, кажется, он, потому что Ниночка меня просто не подняла бы даже в самых смелых мечтах, да никогда-никогда я не рассчитывала, что рожать я поеду в коллекционном «Астон-Мартине» и водитель в кримплене сливового цвета будет жать на газ, а я — кричать: «Рожу-ууу!»
Ребенок колотил ножками и рвался наружу, а Нина Ивановна успокаивала меня все семь минут езды до роддома:
— Наташ, у нас тут, послушай, психиатр района — Бредов!
— Ой, — держась за живот, силилась улыбнуться я.
— А главный нарколог города — Ширяев!
— Да? Ой!
— Закругляйтесь, — зачем-то сказал «кримплен», подъезжая к роддому.
— А нач. РОНО — Пустышкина!
Ниночка Ивановна сочувственно глядела то мне в глаза, то на живот и говорила-говорила, не поймешь, шутит — нет, но глаза были серьезные…
Уже с каталки, на которую меня положили две роддомовские бабушки с круглыми личиками, я сунула рыжую дешевую борсетку в руки Нины Ивановны.
— Спрячь, Ниночка! Там деньги!
— Спрячу, Наташ, не беспокойся, — положила она в свой пакет сумочку с деньгами.
— Как бы Октябрик не порвал! — охнула я на весь коридор. — Ой, рожу!..
— Слушай, — тихо сказала Нина Ивановна. — У меня дома есть банки из-под кофе, на сушилке стоят, под самым потолком. Если что… ну, мало ли, деньги там.
Я закрыла глаза и отключилась.
Из жизни Кокуркиной Д. И
— У меня СПИД, и я голубой, — закончив половой акт, обрадовал Дарь Иванну этот странный незнакомец, без спроса зашедший в ее дверь.
— Правда? — подслеповато щурясь, задумалась веселая старушка. — Переведите на русский литературный язык.
— У меня — ВИЧ, и я — педераст, — членораздельно и с душой выговорил гость.
В бедламе кокуркинской квартиры повисла жуткая тишина.