Куплю свадебное платье
Шрифт:
— Вот именно! — не выдержала следователь. — Вы с мужем срываетесь беременная черт-те откуда, снимаете комнату в элитном доме, и ваш муж убивает хозяйку квартиры и ее сына!..
«Дура!» — хотела крикнуть я, но вдруг поняла, что она либо серьезно так считает (какие уж тут шутки), либо пытается меня спровоцировать. Может, я что-то в запале скажу, выкрикну, и…
Хотя моя ложь насчет причины спешного отъезда из Красноуральска была вынужденной, я лгала из чувства самосохранения, ведь расскажи я про смерть от обезболивающего укола Тани Бобровник… Мне даже трудно представить, что следователь могла бы подумать.
И мне стало страшно. Я даже заплакать не могла, так мне стало страшно.
«Зачем мы сюда сорвались? Почему, правда, мы приехали сюда?»
Я помню, как назвала адрес, телефон и название фирмы, в которой работал муж в Москве. Солодкина записала, начала звонить, проверяя, и, так и не сообщив, когда я смогу увидеть Диму, и не решив, могу ли я войти с участковым, дознавателем или с ней в 36-ю квартиру за вещами, игнорируя мои просьбы, подписала повестку и сказала, что я могу идти.
— Но что же мне делать? Мне же не на что жить! И негде…
— Устройтесь на работу или езжайте по месту прописки в свой Сапог. У нас к вам претензий нет — в ночь убийства вы были в роддоме, — посмотрев на свои острые ногти, сказала Солодкина, будто я сама не знала, где была в ту ночь.
На ее календаре стояло черное число — 26 июня, среда… В прошлую среду все как раз и произошло.
— Я не могу устроиться с ребенком и без прописки. И мне не на что ехать в Сапог, — начала в тоске бубнить я, но Ольга Леонардовна перебила меня поучительным тоном:
— Обратитесь к друзьям мужа на работу, позвоните туда, — уже более спокойно закончила она.
Я подумала, глядя в угол, поднялась и вышла на улицу. Собирался дождь, но так и не пошел. Дождем только пахло.
— Анна Львовна, спасибо вам, — вернувшись из прокуратуры, первым делом поклонилась я.
— Не выдумывай, — усаживаясь на диван с собаками в ногах, с любопытством посмотрела на меня пожилая женщина.
«Неужели я тоже стану такой же старой, если доживу? Нет, этого не может быть!» — подумала я и ужаснулась.
Благодарность к чужой доброте не сделала меня слепой, и я с тоской улыбнулась тяжело дышавшей бывшей учительнице и трем ее собакам, которые, казалось, угадали мои мысли, по крайней мере, одна из них, самая драная, вдруг начала показывать клыки и бледного вида язык.
— Ну, виделась с мужем? Рассказывай, — поправив «домино» на голове, спросила старушка; когда я уходила, Анна Львовна как раз начала себя стричь, щелкая ножницами, как сумасшедший портной.
— Нет, и за пеленками не пускают!
— А я что говорила! — поджала губы Анна Львовна. — Да-а…
— Если не выгоните, сейчас Глафиру выкупаю, а потом… — Я быстро взглянула на нее.
— Оставайся, — моментально отозвалась Анна Львовна. — Ты мне не мешаешь, живи.
— Давайте я вам полы вымою и кухню могу побелить? — зачастила я.
— Ну-у, — протянула Князева, оглядывая чистенький потолок. — По мне, хоть все тут перебели! Ну, рассказывай, что там еще было-то? Что тебя спрашивали?..
Я рассказывала уже в ванной, одновременно наливая воду в тазик. Анна Львовна держала Глафиру, а я тихонько обливала ее теплой водой из кружки, душ был старинный и торчал под самым потолком.
— Анна Львовна, я не понимаю, что я ей сделала? Что?.. — Я повернулась, стараясь встретиться взглядом с прозрачными глазами бывшей женщины, а теперь старухи.
— Ну-у… — подумав, сказала она. — Хамила, конечно, тебе, но я думаю, Ольга считает: вот, мол, приехали, а ей теперь разбирайся с убийством!
— Но… — начала я, пораженная логикой, в которой, на мой взгляд, не было никакой логики. — Но как вы рассуждаете! У нее же работа такая, сама ее выбрала! Шла бы в фотомодели! С убийством ей разбираться? Такая разберется, как же!..
— Выходит так, если по-житейски рассудить, — погримасничала Анна Львовна. — Вот в Сапожке твоем приезжие убили бы мать с сыном?.. Ну, разве ты не стала б их ненавидеть?..
— Но я же не убивала, и Дима не мог их убить! — Я чуть не выпустила из рук скользкую и теплую Глафиру, и сердце у меня екнуло. В старой с пожелтевшими плитками ванной лампочка мигала и пахло чистым паром и присыпкой.
— Но он там был! — убежденно сказала Анна Львовна и вышла из ванной. — Зачем он зашел туда? Зачем в его руках был топор? Зачем он кинулся на милиционера? Иди, я подотру!
— Я сама…
— Глашу уложи, — наступив на тряпку ногой, не дала старушка.
Мои девятнадцать лет на тот момент были плохими советчиками в той ситуации, в которую я попала. Звонить бабушке я не хотела категорически — еще помрет, думала я, что же с коровой тогда будет? Такие фортели судьбы, к сожалению, не по уму моей бабули, мудрость не коснулась ее чела своим крылом, зато одарила таким криком, что лучше уж ей ничего не знать и пребывать в неведении. К тому же моя простая и бесхитростная бабка — совершенно безденежная и вряд ли может мне помочь. Вот так.
Если бы не Глафира
Если бы не Глафира Дмитриевна, я была бы в ту ночь дома, и ничего бы не произошло!
Если бы не Глафира Дмитриевна, что было бы со мной? Осталась бы я жива?
Я ни на минуту не сомневалась — все было не так, как пытаются мне растолковать. Дьявольское совпадение. Топор у Димы в руках… но, может, он защищался?
Причина! Ведь нет причины — убить женщину, которая нас приютила, разрешив заплатить, когда будут деньги. А ее слабоумного сына? Его-то за что? Косноязычный замкнутый подросток с открытым мокрым ртом и остановившимся взглядом. При этом он выглядел абсолютно неопасным мальчиком. Конечно, незнакомец мог его испугаться, но, присмотревшись, — нет, нет и нет.