Куплю свадебное платье
Шрифт:
И не пьет.
Да.
Забвение, или Потоп по Бархатову
Бархатов целый день не вставал с постели, стучал ногой, сморкался, спал, дремал, дотошно листал «Плейбой» восемьдесят первого года.
Мешок с деньгами, который он экспроприировал у Альбины Яроцкой, лежал у него на животе — служил подставкой для «Плейбоя» — вместо закладок на самых интересных страницах торчали доллары.
— Хорошо торчат!.. А не сходить ли мне прошвырнуться? — лязгающим фальцетом спросил он куколку с разворота, на которой вместо бикини были намазаны сливки с кое-где
Обычно люди выносят мусор в двух направлениях: либо к мусоропроводу, если он не забит неряхами-соседями, либо — на помойку за котельной.
Бархатов, будучи калекой, спускал все свои отходы в унитаз. Чем нередко создавал невозможные по аварийности ситуации — затоплял три нижних этажа и сам частенько сидел по уши в говне (извините, пожалуйста).
Эти старики — такие упрямцы! Особенно мужчины. Сами знаете… Конечно, Бархатов мог, если бы захотел, доехать на своей «инвалидке» до двери и кинуть мусор на лестницу, и уборщица подобрала бы его, чертыхаясь. Но — он был зол на весь мир, как многие дряхлые мумии, доживающие остатки отпущенных им дней, ненавидя все живое и сочное на этой веселой планете, полной радости и любви.
— Я им устрою!.. — пускал пузыри бывший прокурор.
И снова, как и в прошлые сто восемьдесят три раза, устроил потоп. Кожура от бананов и картофельные очистки образовали такую гремучую смесь, что три этажа под бывшим прокурором буквально плавали в отходах жизнедеятельности пяти верхних этажей. Из унитазов хлестало и булькало, а бывший прокурор сидел в своей коляске и икал. То, что паркет его квартиры тоже оказался по щиколотку залит вонючей жижей, ему было не привыкать.
— Мелочовка какая!.. — хмыкал про себя бывший прокурор, наблюдая небывалый ажиотаж в своем малонаселенном жилище. Конечно, его ругали, обзывали «старым пнем», «прокурорской вонючкой» и даже «Берией».
«К чему это они?..» — думал Бархатов, когда более сердобольные начисто мыли ему пол, посуду на кухне и вытирали липкие столы.
— В кладовку не ходите! Там… крыса живет! — кричал Бархатов двум женщинам, намывавшим ему полы после недавнего потопа.
— Кошечку принесть? — участливо куксилась тетя Варя, подъездная уборщица, глядя на немощного инвалида.
— Не надо, не надо, — урчал старик. — Пусть живет, она не страшная.
В кладовке-то у него вместо крысы по бутылкам была разлита та самая взрывчатка из нитроглицерина и красной ртути, которую он таки приготовил, решив умереть не в одиночестве, как все христиане, а взлететь в рай вместе с подъездом. Умереть с грохотом!
«Крыса-а-а…» — хихикал про себя старый прокурор.
Слесарь Генрих Чигиринский прочищал в это время унитаз и ругал «деда» нехорошими словами, которые здесь привести никак нельзя, ведь это могут прочитать дети.
Уходя, Чигиринский посмотрел на инвалида Бархатова долгим взглядом и пожелал ему ада еще на земле. Вслух, правда, ничего такого не сказал.
— Капитон Кузьмич, эх… Капитон Кузьмич, — сплюнул Чигиринский, глядя на притихшего Бархатова, и, будучи в отличие от бывшего прокурора христианином, схватил три мешка с бархатовским мусором в одну руку, шесть — в другую, все девять мешков, которые стояли у дверей. — На помойку! — помахав мешками, сквозь зубы процедил Чигиринский и, раскланявшись с уборщицей тетей Варей и еще одной святой женщиной, решившей помыть пол у бывшего прокурора, быстро вышел вон.
— А-ааамммм!.. — схватился за крайний правый мешок Бархатов. — Отдайййй!..
— Ты!.. Говном три этажа залил!.. Хрен старый!.. — выругался слесарь с лестницы и, пока шел вниз три этажа, все ругался, ругался и не заметил, как уронил один мокрый и очень отвратительный мешок у двери Кокуркиной Дарь Иванны.
А в это время на своем шестом этаже Т. Л. Достоевская стояла перед неразрешимой дилеммой… Стояла она в своем бархатном, цвета закатной синевы, халате, на голове ее была накручена чалма из мокрого полотенца, и она задавала вопросы в телефонную трубку, держа ее очень изящно, как это делают все гениальные писатели.
— Тебе нужна женщина, которая бросит свою старую, больную собаку?..
— Нужна! — кричал ей в ухо голос молодого, судя по тембру, мужчины. — Таня, ты мне нужна!..
А к Татьяне Львовне, надо вам сказать, вчера вернулся старый муж…
— Ну ладно, нужна так нужна! — слегка удивилась Татьяна и, посмотрев на пьющего чай с бисквитным «Поленом» своего бывшего благоверного, мягко сказала: — Попьешь чаю — и закрой дверь с той стороны…
Муж застыл с куском торта в горле…
В ту самую минуту, когда были произнесены эти слова, Дарь Иванна Кокуркина, обнюхав завязанный шпагатом мешок рядом со своей дверью, решила поставить наконец одну «недалекую» даму на место и расквитаться с ней.
И когда в квартире одной известной дамы раздался звон богемского хрусталя, такой звоночек был у Татьяны Львовны Достоевской, и она открыла свою дверь, на ее пороге лежал — дурно пахнущий мешок.
Какая другая женщина, возможно, хлопнулась бы в обморок рядом с таким мешком, но… Но не такие они — русские писатели!
Достоевская протянула бархатную ручку и быстро разорвала черный полиэтилен.
Конечно, доллары пришлось полоскать под душем, но разве в этом нет своей прелести? А сушились они сами, прекрасно, на махровых простынях возле открытых окон, весь день. Запах денег на полах большой квартиры мешался с ароматом французских духов «Бесконечная жизнь».
Да-да, так и было…
Что упало — то пропало
То, что бомж не умер, Альбина восприняла философски.
— На меня никто и не подумает! — беспечно решила она и как в воду глядела.
После яда индийской гадюки Илья Леонидович не помнил ничегошеньки — ни кто он такой, ни как его зовут, а Альбину не узнал бы и под пытками на дыбе.
Драгоценности Нины Ивановны, которые Альбина Хасановна украла в ту страшную ночь, лежали у нее на самом видном месте, в большой хрустальной вазе на столе, и были завалены конфетами «Кара-Кум», «Орешек» и парочкой «Трюфелей».
Альбина ела конфеты и доставала то один перстень, то другой, мерила, кидала обратно, в общем — развлекалась, а ночью вдруг вскочила и под впечатлением душераздирающего сна стряхнула драгоценности вместе с конфетами в синий бархатный мешок и кинула под кровать… Мало ли, вдруг воры залезут и начнут конфеты есть, а под ними-то целый килограмм золота!!!
Утром побежала в магазин, потом из магазина — домой и на лестнице нос к носу столкнулась с Милой Хренковой. Жена Вениамина Вениаминыча убирала подъезд.