Купол над бедой
Шрифт:
– Вейлин, я слышал, ты возглавил Общественный совет по сохранению культурного наследия при Правительстве Озерного края. Я не понимаю, зачем тебе это. Мы стараемся не участвовать в конфликтах местных, насколько это можно, особенно если речь об их культурных ценностях. Я не хочу на очередной пресс-конференции за рубежом отвечать от имени администрации империи еще и за это. Пусть сами разбираются, по своим законам.
– Иногда и я не понимаю тебя, князь, - развел руками Вейлин.
– Ты лучше меня знаешь, что чем более мы автономны, тем меньше наши соседи могут влиять на нашу внутреннюю политику и тем больше вынуждены прислушиваться к нашему мнению. И значит, мой долг, как достопочтенного, - поддерживать тех, кто обеспечивает нашу экономическую независимость, а то, что при этом они пытаются следовать Путем - всего лишь показывает, насколько они заинтересованы быть с нами. Местные сами предложили мне возглавить Общественный
Димитри понял, что злится.
– Да, - кивнул он.
– Их цель - сохранять память о прошлом. Иногда они чрезмерно требовательны, но я их понимаю: запросить больше, чтобы получить то, на что рассчитываешь, - хороший прием. Однако я хотел спросить тебя о другом. Как насчет "не тревожить покой мертвых"? Я видел, что один из конфликтов разгорелся как раз из-за того, что бульдозером были разрушены могилы.
– Какое дело нам, саалан, до их могил?
– пожал плечами Вейлин.
– Это чужие мертвые, нам не должно быть до них никакого дела. Местные сами разберутся, а я им помогу сделать это в соответствии с Путем.
– И что, - приподнял брови князь, - простишь им осквернение могил?
– Конечно, - легко улыбнулся монах, - оно же невольное. Чего нельзя сказать о действиях тех, кто намеренно извлекает эти останки из земли.
– А, - кивнул Димитри, изобразив полное благодушие, - ну хорошо. Тебе виднее.
Он был готов к такому развитию событий. Да, Вейлин не успокоится и не забудет о борьбе с некромантией. И по расстрелам прошлого лета князь уже понимал, кого коснется следующая волна репрессий. Это слово он знал от своего донора, потому что сам ее вовлек в подготовку контрмер. Теперь ему оставалось отправить несколько электронных писем и подписать документы, заранее подготовленные и согласованные как с московскими законниками, так и с местными. Вейлин был прав только в одном: сохранение памяти о мертвых не должно уносить жизни ныне живущих.
Разумеется, достопочтенный пришел к князю сразу, как встретился с результатом его подготовленных решений. Конечно, он был возмущен и выразил бы свой гнев, не будь это неуместным.
– Ты передал москвичам несколько дворцов в центре города, князь, - сразу перешел он к делу, - и сделал это так, что мои люди не смогут войти туда, не нарушив международные обязательства Аль Ас Саалан, даже если будут преследовать выявленных некромантов. И скажу тебе прямо, князь: ты зря не посоветовался со мной. Мои люди уверены, что именно там местные некроманты хранят свои артефакты и совершают требы своим старым богам. Мои люди хотели провести обыск во дворце на набережной в центре, точно зная, что они там найдут, и не смогли этого сделать. Если бы ты посоветовался со мной, было бы намного лучше.
Димитри тихо возликовал. Значит, он успел вовремя.
– Вейлин, мне жаль, что я помешал тебе и твоим людям, - Димитри постарался, чтобы в голосе было достаточно огорчения.
– Но пойми и ты меня. Эти здания и их содержимое чем-то очень важны местным. Я помню, чем закончился для моего предшественника обычный городской пожар, обошедшийся почти без жертв, и не хочу повторения. Теперь вся ответственность за сохранность этих дворцов лежит на наших партнерах. Даже если там и спрячутся какие-то некроманты, они все равно не смогут ни покинуть эти здания, ни вынести запретные реликвии. Тебе останется лишь подождать. Я не сомневаюсь, что скоро местные сами осознают, как связаны их недолжные практики с тем, что считают мерзостью даже они, и выдадут тебе своих некромантов со всем их барахлом. Не могут же они, в самом деле, быть настолько тупы, чтобы не увидеть разницы.
Когда за Вейлином закрылась дверь, Димитри позволил себе улыбнуться. Схема, придуманная еще зимой его донором и ее друзьями, была красивой и очень местной. Сначала они рассказали Димитри об организациях, пытавшихся забрать из их музеев то, что местные называли "предметами культа". Иногда этим организациям сопутствовала удача, особенно если их покровители оказывались достаточно влиятельны, иногда музейщикам удавалось отстоять экспонаты. Димитри внимательно выслушал, прочитал все ссылки, списался с Евгением Ревским - и уже в начале весны в Московии появился фонд "Память", миссией которого было сохранение культурного наследия за пределами нынешних границ страны. Именно этому фонду князь и передал в собственность те здания, о которых говорил Вейлин, со всем их содержимым. В их числе был и Ново-Михайловский дворец. С одной
К огорчению Димитри, не только Вейлин оказался недоволен его решениями. Активисты Живого Города, с которыми наместник продолжал встречаться для обсуждения городских дел, во время очередного совещания очень осторожно высказали ему свое неудовольствие, проведя параллели между фондом "Память" и московскими организациями, чья деятельность и натолкнула князя и его местных друзей на метод решения стоящей перед ними проблемы. Димитри огорчился, но без рассказа о реальном положении дел утешить горожан, болеющих душой за столицу края, ему было нечем. Оставалось только принять намечающееся охлаждение отношений как факт.
Осенью двадцать четвертого года все начиналось очень невинно: Тивер да Фалле получил от донора томик стихов в подарок вместе с рекомендацией почитать их - просто для тренировки речи на чужом для герцога языке. "Для шлифовки навыка", как он сам определил. Стихи были мелодичными, Тиверу понравилось декламировать их. Поэт, творчество которого ему предложили для ознакомления, около двухсот лет назад жил неподалеку от Пскова. Его дом-усадьба был сохранен так хорошо, как это только было возможно. Тивер читал, декламировал, приехал в усадьбу раз, другой, потом каким-то зимним вечером добрался до сказок этого же поэта - и понял, что пропал. Не то чтобы он не догадывался, что вообще-то ему не следовало бы читать это. Конечно, он был законопослушным сааланцем и видел, что грань с недозволенным недопустимо близка, но в этих опасных морях водилось столько интересного! Не то чтобы он не чувствовал, что дальше идти не стоит. Чувствовал. До шерсти дыбом по всей спине, как сказал бы его сайни, ждавший герцога на Ддайг, в замке Фаллэ. Но Тивер не был ни пугливым, ни ленивым. И он пошел дальше. Вслед за донором, которому он и задал все вопросы, необходимые для того, чтобы начать путь.
Из усадьбы поэта, через деревню, которую тот так и не купил при своей жизни, дорога Тивера да Фаллэ вдруг пошла не вдаль, а вглубь давно минувших времен и событий Нового мира. Отчасти история края напомнила Тиверу историю освоения Ддайг. Отчасти он увидел связь живых реальных событий с прочитанными сказаниями про богатырей древности, с одной безрассудной храбростью противостоящих чародеям и великанам, - и впечатлился увиденным. Он понял, почему его донор не эмигрирует, несмотря на многочисленные приглашения в Московию и в страны Прибалтики, и отчего старик не перебрался в Санкт-Петербург, хотя его приглашали и туда тоже. Когда донор позвал его посетить законсервированный раскоп во Пскове, Тивер отказался и донору отсоветовал туда ходить. Между ними состоялся довольно острый разговор, в результате которого неожиданно для себя Тивер провел у реставраторов все свободное время своей первой зимы в крае. У них он заодно наслушался мнений местных высоколобых вольнодумцев об администрации саалан. Услышав, что тут думают о князе, Тивер пришел в ужас и потребовал у Димитри персональной аудиенции без свидетелей. Они поговорили около получаса, причем Димитри только отвечал на вопросы, потом обнялись - и расстались, как они тогда оба думали, до весны. Но весной и пришедшим вслед за ней летом они оба оказались слишком заняты, чтобы огорчаться несложившемуся.
Летом свободного времени у Тивера стало меньше, но желание больше знать об истории вверенной ему земли и ее жителях его не покинуло. Так что сперва он оказался гостем экспедиции археологов - не проводящих раскопки, упаси Пророк, а только показывающих студентам места, где они были раньше, - а потом интерес к прошлому привел его к людям, помогающим солдатам, павшим в войне с врагом, завершенной без года восемьдесят лет назад, обрести последний покой. И говоря с ними, слушая их рассказы, Тивер не смог не согласиться с мыслью, что герои давно закончившихся войн достойны не только баллад об их подвиге, но и поименной памяти. От поисковиков, как они себя называли, он узнал о судьбе их товарищей из столицы края и тогда же решил, что не будет добра для империи, а ему чести, если он не побережет людей, ставящих память о славных предках выше рисков для себя. Но в это он князя посвящать уже не стал.