Кураж
Шрифт:
– Это ж телефон, - сказал Флич.
В опрокинутом вагончике дирекции действительно жужжал телефон. Проникнуть туда можно было только сверху, в маленькое оконце.
– Петр, Павел, быстренько!
Братья поняли, вскарабкались на бок вагончика, ставший крышей. Телефон жужжал.
Павел торопливо отбил ногой остатки стекла, они упали внутрь. Он сел на край, опустил ноги в оконце, ухватился за раму руками и скользнул в вагончик, ударившись о ножку опрокинутого стола. Здесь царил невообразимый хаос, все сдвинулось
Дребезжал телефон. Аппарат оказался зажатым между столом и бывшим потолком, который стал стенкой.
Павел оттащил стол. Трубка скатилась в чернильную лужу и тотчас в ней захрипело: але, але… але… Он поднял трубку, приложил к уху.
– Слушаю.
– Цирк?… Але… Это цирк?…
– Да-да, цирк.
– Павлик узнал директорский дискант.
– Это я, Григорий Евсеевич. Павлик.
– Павлик?… Что ты там делаешь?
– Влез в окно. Ведь дирекция опрокинута.
– Ну, да… ну, да… Слушай меня внимательно, Павлик. Ты слышишь?
– Да-да, слышу.
– Германия напала на Советский Союз. Включите радио. Будет передано важное сообщение. Слышишь?
– Слышу…
– Передай: никому не расходиться. Мы скоро придем. Утреннее представление отменяется. Понял?
– Понял.
– Павлик… Мальчик… - вдруг едва слышно сказал Григорий Евсеевич, даже не сказал, выдохнул и снова громко: - Давай действуй.
В трубке запищали короткие гудки… Германия напала… Напала… Война. Он представил себе войну такой, какой видел в кино… Строчит пулемет… Мчится конница… Сверкают сабли.
– Павлик!
– позвал сверху брат.
Рухнула стена дома… Выносят людей с наброшенными на лица простынями…
– Павлик!
– Да-да… - Павлик освободил придавленный столом телефонный провод, поднял аппарат над головой.
– Держи.
Петр подхватил аппарат, вытащил наружу. Потом протянул в окно руку, помог брату вылезти.
Они стали рядом на краю вагончика. Павел весь был перепачкан чернилами, но у него было такое лицо, такие суровые глаза, что никто из глядевших на него снизу не улыбнулся.
– Товарищи, - у Павла перехватило горло, но он справился с собой.
– Утреннее представление отменяется. Никому не расходиться. Германия напала на Советский Союз.
– Война, - произнес Флич.
Все стояли неподвижно и молча, словно ощутили на плечах всю тяжесть этого слова.
Больше в цирке представлений не было.
В школе занятия давно закончились, но ребята, не уехавшие из города, бежали в школу. Оказалось необходимым и очень важным быть вместе.
Оборудование столярной мастерской перетащили из подвала в коридор первого этажа. Подвалы очистили от мусора и всякого хлама, превратили в бомбоубежище.
Старшеклассники дежурили в группах противовоздушной обороны,
Возле военкомата выстраивались очереди. Добровольцы осаждали военного комиссара, требовали немедленно направить на фронт. Среди них был и Иван Александрович.
На третий день войны пришла телеграмма из Москвы: цирк эвакуировать.
Григорий Евсеевич направился к начальнику железнодорожной станции просить вагоны. Вагонов не было.
– У меня же люди, оборудование, - объяснял Григорий Евсеевич, размахивая телеграммой.
– У всех, товарищ, люди и оборудование. Оставьте заявку. При первой возможности - удовлетворим.
– Опухшие от бессонницы глаза начальника станции не смотрели на собеседника. В кабинете было полно народу, и все требовали вагонов.
– Но у меня животные! Товарищ, - повернулся Григорий Евсеевич к одному из мужчин, стоявшему с расстегнутым портфелем в одной руке и с пачкой бумажек в другой.
– Товарищ, у вас, например, есть слон?
Тот засмеялся.
– Слона нет. Только слона мне сейчас и не хватало!
– А у меня есть!
– воскликнул Григорий Евсеевич фальцетом.
– Государственный слон! И медведи, и лошади! Поймите, товарищ начальник!
– Понимаю, - устало сказал начальник станции.
– И вы меня поймите.
– И я вас понимаю, - проникновенно пропел Григорий Евсеевич.
– И если мы понимаем друг друга, дайте хоть три вагона.
– Слушай, а боеприпасы у тебя есть?
– спросил мужчина с раскрытым портфелем.
– А у меня - склады! Что же там, - он махнул энергично рукой, - слоном, что ли, твоим прикажешь стрелять?
– Вагонов нет, - сказал начальник станции.
– Все вагоны - на военном коменданте.
Но к военному коменданту Григорий Евсеевич не пошел, понимал, что бесполезно. А что-то делать было просто необходимо. И он побежал в горком партии.
Там тоже было полно народу и в коридорах, и в приемной первого секретаря. Люди сидели на стульях у стен и тихо переговаривались. Звонили телефоны. Строгая секретарша за столиком у дверей снимала то одну трубку, то другую. Коротко отвечала.
Григорий Евсеевич потоптался на месте и направился к ней.
– Здравствуйте. Я - директор цирка.
– Слушаю вас.
– У меня вопрос чрезвычайный и безотлагательный. Решить его может только первый.
– Товарищ Порфирин очень занят. Вот, все ждут…
– Понимаю… Понимаю… Но у меня чрезвычайное положение. У меня, видите ли, животные. Слон, медведи, лошади. И вот телеграмма.
Секретарша вздохнула.
– Слон, слон!
– произнес Григорий Евсеевич, как заклинание.
– Хорошо. Попробую. Давайте вашу телеграмму.
Она взяла телеграмму и, бесшумно открыв дверь, скрылась за ней. Через минуту она вернулась.