Кураж
Шрифт:
– Ладно, попробую, - сказал наконец Захаренок.
– Сколько будет стоить?
– спросил Флич.
– Уж и не знаю. Не примус. Не дороже денег. Сделаю - скажу. Может, и не выйдет ничего. Берусь только для господина штурмбанфюрера. Симпатичный человек.
– Спасибо, - произнес Флич и добавил ничего не значащим тоном: - Кстати, не найдется ли у вас трех спиц для дамского велосипеда?
Захаренок быстро взглянул на фокусника и усмехнулся:
– Смотря, какой марки велосипед.
Флич вздохнул с облегчением, он так боялся, что
– Пензенского завода.
– Найдется.
– Уж задаточек позвольте оставить. Так оно вернее, - Флич достал из кармана несколько мелких купюр и сунул вместе с ними записку Гертруды прямо в руку Захаренка.
– Покорнейше благодарю, - поклонился Захаренок.
– Постараюсь все сделать в лучшем виде. Заходите вечером. Милости прошу. Ауфвидерзеен, герр офицер.
– Он проводил гостей до ворот, вернулся в мастерскую, внимательно прочел записку, прикусил губу. Сел, забарабанил пальцами по столу.
– Василь.
– Что, господин хозяин?
– Василь подошел, уловил тревогу в глазах Захаренка.
– Ты в Дубравкинском лесу бывал?
– Бывал.
– Охотничью сторожку знаешь?
– Слыхать про нее слыхал. Примерно где - знаю. А бывать не приходилось.
– Я бы сам пошел, да штурмбанфюрер работу прислал. Нам с ним ссориться не с руки.
– Случилось что?
– осторожно спросил Василь.
– Слушай внимательно. Связи сегодня нет и завтра не будет. Да и поздно завтра. Пойдешь в лес. Найдешь сторожку. Кровь из носа, а надо найти. Там застава. Скажешь, лукошко здесь осенью оставил. Усек?
– Усек.
– Скажи, что срочное дело до "дяди Васи". Пусть быстро проводят в лагерь. "Дяде Васе" скажешь: есть сведения, что через три дня каратели пойдут в лес. Торопятся они, видать, пока болота не расклякли. Специальные части СС. Собаки у них. Минометы. Пусть принимает меры. Усек?
– Усек. Только из города без пропуска не выйдешь. Кругом вышки с пулеметами понаставлены у фрицев. И "бобики" на окраины оттянуты. Может, до ночи подождать?
– Нельзя. И рисковать зря нельзя. Дело видишь какое - жизни товарищей от нас, от тебя зависят.
– Понимаю, господин хозяин. Постараюсь.
Сначала Василь направился к Злате попросить, чтобы присмотрела за Катериной. Златы дома не оказалось. Пришлось идти в гостиницу. Сунулся со двора - и там часовой. Не пускает.
Тогда Василь вышел на середину двора, сунул в рот четыре пальца и пронзительно свистнул трижды.
Часовой у дверей оторопел, растерялся: стрелять, кричать, подымать тревогу?
А Василь стоял, заложив руки за спину, и тревожно оглядывал выходящие во двор окна: не мелькнет ли знакомое лицо.
И тут в дверях появилась Злата, волосы прихвачены белой косынкой, через плечо сырое серое полотенце, фартук в мокрых пятнах.
– Ржавый!
– воскликнула она удивленно.
– То-то слышу знакомый свист. Ты чего?
– Здорово. Я к тебе. Крольчиха, пригляди
– Ладно. А ты далеко?
– Отсюда не видать. Привет!
– он кивнул и зашагал за ворота. На улице нос к носу столкнулся с близнецами. У одного шея была обмотана толстым шарфом.
– Здорово, Ржавый!
– радостно улыбнулся Павел.
– Давно не виделись.
– Давно. До вас и не доберешься, - укоризненно сказал Василь.
– Кругом стража.
– А ну их, - прохрипел Петр.
– Как живешь?
– Да вот работаю в мастерской, - Василь протянул руки ладошками вверх, чтобы близнецы увидели темные трудовые мозоли и въевшиеся в кожу следы металла.
– На фашистов работаешь?
– спросил Павел.
– А вы?
– Василь прищурился.
– Чья бы корова мычала…
– Мы не работаем. Мы с мамой.
– А я маму похоронил, - Василь вздохнул.
– Между прочим, сестренку вырастить надо.
– А у нас папа погиб, Герой Советского Союза, - так же грустно произнес Павел.
– Ну да?… Герой?
– Мы газету видели с Указом Президиума Верховного Совета. Посмертно присвоили.
Василь покивал, посмотрел на братьев и сказал с упреком:
– Вот видите!…
И они поняли, что Ржавый не считает их достойными отца. Это было обидно. Очень обидно.
– У меня дядька в деревне при смерти, - неожиданно сказал Василь.
– Не знаю, как из города выбраться, - взглянул на братьев и добавил: - Позарез надо, ребята.
– Слушай, - повернулся Петр к брату, - а может, Кляйнфингер дежурит?
– Что еще за фингер?
– спросил настороженно Василь.
– Ефрейтор. Он за самогон полгорода выпустит.
– Ну…
– Подождите меня. Я сейчас, - сказал Павел и направился в гостиницу.
– Маме не говори, что я на улице, - крикнул ему Петр по-немецки.
Павел вернулся с подозрительно оттопыривающимся карманом куртки.
– Пошли.
У шлагбаума еще издали приметили они Кляйнфингера. Он стоял, прислонясь к стенке будки, со скучающим лицом. Никто из города не выезжал, никто не въезжал. Поживиться было нечем. Единственная приятность - солнышко. Греет почти как в Баварии. Кляйнфингер щурил глаза по-кошачьи. За зиму он изрядно вымерз, но не до конца, слава богу! Теперь бы подхарчиться, и снова войдешь в тело. Не везти же домой Эльзе кожу да кости.
Возле будки построили вышку, на ней поставили пулемет, а возле пулемета дремал пулеметчик.
Ганс топил в будке печурку. На солнышке чай не сваришь.
– Здравствуйте, господин Кляйнфингер.
– А-а-а… - Кляйнфингер лениво улыбнулся.
– Кто к нам пожаловал. Родные сынки своей мамы. Надеюсь, вы не пустые?
– Кое-что есть, - Павел подмигнул немцу и похлопал по карману куртки.
Кляйнфингер оживился, выражение скуки сбежало с его лица, глазки алчно сверкнули.
– Добро пожаловать, мои юные друзья! Ганс, готовь стаканы! А это что за чучело?
– Кляйнфингер кивнул на Василя.