Кураж
Шрифт:
– Господин полковник, - он узнал голос цугфюрера разведки штурмфюрера Шульца, - у партизан спокойно. Слышна музыка. Гармонь или баян. Женщина поет.
– Прекрасно. Пойдете со своими людьми в первой линии. Если обнаружите боевое охранение, снять без шума.
– Слушаюсь. "Демоны" растаяли в ночи.
Полковник присел на складной стульчик. Все складывается как задумано. Даже слишком хорошо. Слишком. В лагере поют. Песня - признак беспечности. В конце концов это не организованная воинская
Полковник посмотрел на часы: мертво-голубым светились стрелки. Без минуты четыре. Пора.
Тотчас глухо рвануло впереди, там, где располагался лагерь.
Полковник отчетливо представил себе выскакивающих из землянок полуголых обезумевших людей. Крики. Команды. Паника… Густые цепи "демонов ночи" возникают из деревьев, из кустов, из дождя. Вперед, вперед! За фюрера! За великую Германию!
– Лейтенант, чаю, - голос полковника спокоен и ровен. Нет основания волноваться, по сути дела, все уже решено.
Адъютант возник рядом с термосом в руках, отвинтил крышку, налил в фаянсовую чашку горячий чай.
– Благодарю.
Полковник отхлебнул сладкой ароматной жидкости. Хорошо. О здоровье надо помнить всегда. Если ты бодрствуешь, надо есть понемногу, но часто.
Первые мины провыли внезапно где-то неподалеку, смяв лесную тишину, надавив на барабанные перепонки до глухоты.
– Началось, - сказал один из бородачей, Михайло.
– Заткни патефон, - посоветовал Сергеич Семену.
– Неестественно петь в такой, можно сказать, ситуации.
Семен снял иголку с охрипшей за ночь пластинки, аккуратно уложил звукосниматель на место, закрыл крышку. Все. Отслужила свое машина. Что ж это выходит? Фрицы будут теперь ею пользоваться?
Рядом разорвалась мина. Дыхнуло в лицо горячим, запахло порохом, дробью рассыпались комья земли, щепа, срезанные осколками ветки.
Ну уж нет!… Семен взял в руки патефон, поднял над головой, чтобы бросить в костер. И вдруг стало жалко расставаться с этим чудо-ящиком. В ушах возникла ласковая мелодия: "Синенький скромный платочек…" Эх!… Он взял патефон за ручку, чемоданчик и чемоданчик.
Снова грохнуло. Теперь где-то у болота.
– Во дают!
– Да брось ты патефон!
– сказал Сергеич.
– Ну уж нет!… Мы еще заведем "Синий платочек".
Черноту леса разорвали короткие вспышки. Они были и справа, и слева, и впереди. Только там, у болота, где рвались густо немецкие мины, вспышек не было.
– Ну что, добавим шуму?
– Михайло лег за накат землянки и дал очередь из автомата по мелькающим во тьме вспышкам.
Рядом примостились Сергеич и Семен.
– Если они мне патефон попортят, я с них шкуры спущу!
– крикнул Семен, нажимая на спуск автомата.
– Теперь давай туда, - Михайло метнулся мимо костра, лег за дерево, дал очередь
Семен и Сергеич пробежали пригнувшись, легли рядом.
Семен сменил диск.
Сергеич застонал.
– Ты что?
– наклонился к нему Семен.
– Кажись, в плечо, - Сергеич попытался приподняться, но вторая пуля царапнула ему ухо. Глаза залило кровью.
Семен оттащил его к землянке.
Сергеич ругался громко. Сел, прислонился к бревенчатому накату, нашарил в карманах гранаты, положил рядом.
– К Михайле иди, Семка, черт! Такая ситуация! Отходите в болото. Я их тут малость придержу.
– Все уйдем, Сергеич!
– Семен стал подымать товарища.
– Не надо. У меня и в боку чего-то сидит. Не уйти. Ну, да тех, что ко мне сунутся, переживу.
Семен отпустил Сергеича. Посидел мгновение возле на корточках. Потом внезапно метнулся в сторону, вернулся с патефоном. Поставил его на землю. Открыл крышку. Сунул ручку на место, стал крутить.
– Ты чего?
– Пускай поет.
В треск стрельбы, в свист пуль и грохот разрывов вплелась нежная мелодия, женский, чуть с хрипотцой голос выводил: "Синенький скромный платочек падал с опущенных плеч. Ты говорила, что не забудешь ласковых, радостных встреч…"
Подполз Михайло.
– Отходим к болоту?
– Идите, други, - сказал Сергеич.
– Тебя не бросим, - Михайло обхватил его туловище.
Сергеич застонал.
– Оставь. Все одно не донесешь. Видать, ситуация моя такая. Уходите, други, уходите. Не уйдете, кто про мою геройскую жизнь людям расскажет?
– Сергеич закашлялся.
Михайло снял шапку.
– Прощай, Сергеич… - Он вскинул автомат, дал длинную очередь по возникшим в деревьях теням, побежал к болоту.
Семен, отстреливаясь, побежал за ним.
Они вошли в черное болото, запрыгали по невидимым кочкам.
Кочки уходили из-под ног.
Позади грохнули один за другим три разрыва.
– Сергеич, - прошептал Семен, вскинул автомат, обернулся.
– Не стрелять, - жестко приказал Михайло.
– Нету нас здесь. Нету.
Тяжело дыша и всхлипывая, он двинулся дальше, к тому месту, где загодя были приготовлены жерди.
А позади у костров метались фигуры в касках, трещали автоматы. Лаяли собаки.
Полковник Фриц фон Альтенграбов, услышав треск автоматов и разрывы гранат, решил немного пересидеть на своем складном стульчике. Пули в темноте не разбирают. Он не сомневался, что лагерь уже усеян трупами партизан. Кольцо сомкнулось.
Взрывы и стрельба стали быстро стихать. Только все еще ухали за спиной тяжелые минометы, которые, как и предусматривалось планом, перенесли огонь на болото, единственный ненадежный путь отхода партизан. Они потонут там все до одного. Все до одного!