Курьезы холодной войны. Записки дипломата
Шрифт:
Когда мы вскоре тронулись, дождь прекратился, и даже снова вышло солнце, что сделало светлые часы нашего пути гораздо более приятными. Путешествие оказалось действительно очень интересным. При относительно медленном движении нашего автобуса по узким сельским дорогам и благодаря частым остановкам, на некоторых из которых можно было выйти, перекусить или выпить чашку чая в попутной деревенской харчевне и даже немного погулять около автобусной остановки, перед нами раскрывалась хотя бы внешняя сторона жизни местных людей. Можно было вблизи видеть их жилища, устройство их деревень и городков, получить некоторое представление об их маленьких лавочках и магазинчиках, о том, как они одеваются, какое у них хозяйство, как выглядят их сельские ресторанчики и что там предлагают в меню, да и немало других любопытных вещей, из которых складывается многогранная жизнь людей повсюду. Наблюдая за разными сценами местной жизни, мы даже не чувствовали большой усталости — так для нас всё было интересно и увлекательно.
На
Мы вернулись к двери, которая открылась нам навстречу почти из совсем тёмного помещения, на которое падал тусклый свет маленькой лампочки с вершины деревянной лестницы, которая круто поднималась прямо от самой двери. Открывшего её человека сначала совсем не было видно, но через несколько секунд мы разглядели его поднимающим с пола деревянный костыль, который он, по его словам, уронил, спускаясь в темноте по лестнице. Сейчас ему удалось включить нормальный свет, при котором мы увидели перед собой пожилого человека, стоявшего на одной ноге с помощью найденного костыля. Мы извинились за позднее вторжение, но хозяин заверил нас, что это его работа, и что подобное случается с его гостями совсем нередко. Он предложил нам подняться на второй этаж и подождать его у прилавка регистрации, пока он запирал двери и поднимался сам.
Оказавшись наверху, мы увидели очень респектабельно оформленное чистое помещение, в начале которого располагалась уютная конторка, а в конце находилась маленькая приятная столовая. Поднявшись в свою конторку, хозяин спросил, на сколько времени мы хотим у него остановиться, и нисколько не был разочарован, узнав, что мы пробудем у него всего несколько часов, так как плата взималась в любом случае посуточно. После разъяснения этого вопроса мы получили и заполнили обычные в таких случаях гостиничные анкеты, а хозяин достал ключи к отведённым нам номерам. Поглядев на наши анкеты, хозяин почти прокричал нам свой восторженный, радостный вопрос: «Вы из Советского Союза?! Не может бы-ы-ыть! Неужели это правда?! — горячо выпалил он, разглядывая нас сверкающими чёрными глазами. — Я из Испании! Я воевал за нашу Республику! Я потерял тогда одну ногу! Ваша страна нам так много помогала! Ах, какой сюрприз, какая радость!» — не останавливаясь, выпалил нага хозяин и прокричал ещё громче кому-то наверх: «Мария, готовь завтрак, вино и закуску! У меня сегодня дорогие гости из СССР!»
Такая бурная и искренняя реакция хозяина на наше советское происхождение была настолько неожиданной и громогласной, тем более в стране, где правила правая военная диктатура, и в столице которой нам было запрещено даже появляться, что мы поначалу испытали в этой связи некоторое смущение и неловкость. Республиканский ветеран дал нам десять минут привести себя в порядок после дороги, проводив нас каждого лично в наши номера и заявив, что ждёт нас к праздничному столу, который уже готовит его работница. Минут через пятнадцать мы уже были за столом с бокалами вина и закусками на испанский лад. За массой взаимных вопросов и рассказов мы провели около двух часов, по потом усталость стала брать своё, и мы разошлись, чтобы немного поспать. Встали мы часов в десять, но хозяин уже дожидался нас для совместного завтрака, за которым наша беседа продолжалась ещё около часа. Наступило время, когда нам нужно было уже выходить и прощаться с хозяином, заплатив за ночлег и поблагодарив его за щедрое искреннее гостеприимство. При нашем выходе из гостиницы славный испанец даже прослезился и выразил надежду, что мы ещё сможем когда-нибудь навесить его в Монтевидео.
Оставшееся до выезда в аэропорт время мы провели в прогулках по этому довольно большому морскому городу, сосредоточившись на его центральных улицах, площадях и парках. В аэропорт мы приехали на автобусе, сразу зарегистрировались на посадку и без всяких проблем прошли паспортный контроль, унеся впечатление, что со вчерашнего утра власти о нас просто позабыли.
Вернувшись в аэропорт Аэропарке в Буэнос-Айресе, мы взяли оставленные там в камере хранения чемоданы и отправились на центральный аэродром Эсейса, откуда нам предстояло вылетать в Сантьяго-де-Чиле.
«ПРИКЛЮЧЕНИЕ В ГОРОДЕ ДОБРЫХ ВЕТРОВ»
Наш рейс в Сантьяго на аргентинской авиакомпании французским самолётом «Каравель» должен был отправиться около пяти часов вечера, и мы удачно прибыли в Эсейсу прямо к па-чалу регистрации. В зале ожидания на посадку уже собралось много народа, когда вдруг небо неожиданно потемнело, и пошёл сильный дождь с ветром. В течение всего нескольких минут разбушевавшаяся стихия обрушила на Буэнос-Айрес сильнейший тропический шторм, в котором бешено крутившийся дождь чередовался с потоками града величиной с грецкий орех. Через некоторое время по радио аэропорта объявили, что ввиду начавшегося шторма аэропорт закрывается для вылета и приёма самолётов до улучшения погодных условий. Для получения более подробной информации о шторме многие пассажиры стали собираться у нескольких телевизоров, висевших в зале регистрации, куца всем нам было разрешено выйти коротать неопределённое время ожидания вылета в находившихся в той части терминала кафе, ресторанах, магазинах и киосках.
По передачам бюллетеней погоды по телевизору мы узнавали одновременно о наводнениях, разрушениях и других неприятностях, которые шторм уже причинил району Буэнос-Айреса. Среди прочего сообщалось, в частности, об инциденте с самолётом во втором аэропорте города, куда за часа два до этого мы прилетели из Монтевидео, который при совершении посадки в самом начале шторма неудачно приземлился, повредив часть крыла и взлётную полосу. В ожидании изменения погоды прошло ещё около двух часов, когда вдруг по радио аэропорта объявили, что шторм начал ослабевать и в ближайшие полчаса будут разрешены вылеты, но приём прилетающих самолётов откладывается на неопределённое время.
Минут через десять после этого объявления нас пригласили собираться на посадку, что вызвало удивление всех пассажиров, поскольку через стеклянные стены нашего зала ожидания какого-либо улучшения погоды мы не заметили. Выстроившись скученной линией, мы стали двигаться к выходу через пропускной пункт в посадочный рукав, соединённый с входной дверью самолёта.
Когда мы с Женей оказались перед пропускной стойкой, один из служащих взял наши паспорта с посадочными талонами, вернул нам оторванные от талона корешки и, оставив наши паспорта у себя на прилавке, попросил нас пройти в самолет, объяснив, что наши документы будут находиться на хранении у членов экипажа до момента выхода самолёта из воздушного пространства Аргентины, когда они будут нам возвращены. Мы стали возражать против такой дискриминации по отношению к нам, поскольку ни у кого другого паспорта не изымали, и потому что это не соответствует принятой во всём мире практике перевоза пассажиров, которые во время перелёта должны сохранять свои личные документы при себе. Чиновник терпеливо выслушал наш протест, пока его коллеги пропускали других пассажиров, и потом сказал, что это делается не самой авиакомпанией, а по просьбе соответствующих властей, поскольку самолёт будет делать часовую остановку на западе Аргентины в Мендосе, и что поэтому данный вопрос не может быть решён службой аэропорта. Извинившись за применение к нам необычной процедуры, он попросил нас не беспокоиться за наши паспорта и пройти в самолёт, не задерживая его отправки. Нам пришлось повиноваться обстоятельствам.
Заняв свои места, мы, как и другие пассажиры, стали смотреть через запотевшие окна на улицу, пытаясь обнаружить признаки существенного улучшения погоды, но таковых не было видно, о чём говорили и потоки дождя, с шумом падавшие на корпус самолёта. Однако, несмотря на такое состояние погоды, «Каравель» тронулась от причала и направилась к взлётной полосе. Теперь дождь сменился градом, который с большим грохотом бил по нашему металлическому фюзеляжу. Под этот необычный аккомпанемент мы взлетели и стали подниматься в сплошных несущихся мимо облаках, испытывая довольно большую тряску. Но после 2–3 минут после взлёта капитан вдруг объявил, что из-за технической неисправности мы должны вернуться обратно в аэропорт. Сразу после этого в самолёте погас или был специально выключен свет, что погрузило нас в темноту, а сам он стал резко крениться на одну сторону среди сотрясавших его густых облаков. Затем мы начали сильно крениться в другую сторону под грохот падающего на нас града. Пассажиры замерли в ожидании исхода попытки приземления, не зная, в чём состояла наша техническая неисправность, но помня, что аэропорт был закрыт для посадки самолётов. Проходившие минуты нервного напряжения казались страшно длинными. Облегчению этого состояния вовсе не способствовала и группа из 10–12 монахинь, которые начали активно молиться. Остальные пассажиры молчали в нервном оцепенении. Сделав ещё несколько резких поворотов и кренов, «Каравель» пошла на резкое снижение и вскоре жёстко стукнулась об асфальт посадочной полосы, снова подскочила в воздух, а затем несколько раз повторила уже затихающие подскоки и с рёвом реверсов помчалась дальше, постепенно сбивая скорость. Наконец она остановилась с выключенными двигателями в почти полной темноте, и мы почувствовали себя в безопасности, несмотря на то, что нам казалось, будто нас заперли в каком-то герметически закрытом темном металлическом ящике, по которому оглушительно бьют тысячи палок — это были потоки хлещущего по самолёту града.