Курсант: Назад в СССР 7
Шрифт:
— А в одиночку меня нельзя поместить?
Заключите меня в бронированную камеру — некстати вспомнились мне мольбы булгаковских персонажей.
— Не положено. Ты не смертник, ты обычный хулиган, которого закрыли на несколько суток за растоптанную клумбу возле памятника Ленину.
— Я никогда так не поступал, — удрученно вздохнул Гена. — Цветочки жалко. Да и прямо возле фигуры Владимира Ильича. Кощунство какое-то.
— Зато теперь ты здесь официально прописался. Комар носа не подточит. Да и не сгущай краски. Никто тебя здесь не достанет. Ты не с урками
— А нельзя меня было в другом месте спрятать?
— Завтра срок твой истекает, выйдешь. Но в общагу пока тебе не стоит соваться. У тебя родственники в городе есть?
— Да, откуда, я же детдомовский. Говорил вам как-то.
Кажется, он даже немного обиделся, что я не запомнил эти детали.
— Ладно, придумаю, что-нибудь. Завтра сам тебя отсюда забирать приду. Наш знакомый Гусев объявился. Ну, пусть не лично. Звонил вчера другу.
— Так вы его еще не поймали? — на лбу Гены выступили капли, а нижняя губа противно затряслась.
Х-хоспади… Откуда он свалился на мою голову? Не люблю быть нянькой. Тем более у взрослых мужиков.
— Он в розыске.
— Вы же сами сказали, что отпечатки на ружье, из которого в меня стреляли, оставлены Гусевым.
— Это не точно, но скорее всего. У нас нет его пальчиков. В качестве образцов и носителей отпечатков использованы его личные вещи. Гусев это или нет стрелял из ружья, точно мы сможем сказать, когда его поймаем, тогда и дактилоскопируем непосредственно.
— Да он это! — взвизгнул Берг. — Больше некому. Вся эта катавасия началась, когда я стал с вами работать. Когда нашел весь список убитых женщин в журналах роддома. А потом все сгорело, в меня стреляли. Уважаемый врач ударился в бега.
— Отставить панику, Гена, — хлопнул я по столу ладонью. — Хирург — не иголка, поймаем его. Обещаю.
— Вы мне и безопасность с конфиденциальностью обещали, — шмыгнул носом студент. — Знаю, как вы ловите, что потом удержать не смогли.
— Ты это про что?
— Да вся наша камера только об этом и говорит. Как некий заключенный Березов от вас смылся. А за что его посадили? А?
— За незаконное преподавание каратэ, — решил слукавить я.
— Зачем вы меня обманываете? Я же говорю. Все камера наша гудит. Его как раз за убийства и взяли. Может, он и есть Потрошитель? А вы его упустили. Нет теперь у меня надежды на милицию. Что теперь делать?
— На милицию ты не надейся, ты мне верь. У меня план.
— А что же вы мне не рассказываете про вчерашнее убийство?
— Какое убийство?
— Вы думаете, раз тут люди за решеткой сидят, то никто ничего не знает? Да я такого тут понаслушался! Вчера еще одну женщину прирезали. Ведь так?
Я нахмурился:
— Не хотел тебя лишней информацией пугать. Да. Нашли ее в подворотне.
— И живот также разрезан? Как вы рассказывали про предыдущих жертв?
— Да… — я сжал кулаки. — Потрошитель снова активизировался. Стал убивать чаще. Уже пятая жертва. Первые три были почти на год растянуты, а последние в десять дней уложились.
— Она тоже была пациенткой нашего злополучного роддома?
— А как теперь проверишь? — пожал я плечами. — Административный блок сгорел со всеми бумагами.
— Ну, так вы у родственников спросите.
— Если бы все было так просто. Труп опознать не можем. Объявление в газету дали, с приметами. Попросили помощи общественности. Но пока все глухо. Кстати. Вот ее фотография.
Я достал из блокнота карточку 9х12, покрутил ее в пальцах, прежде чем повернуть к Бергу. Все-таки малахольный он, надо сначала предупредить.
— Не хотел тебе показывать. Пугать лишний раз. Но раз ты сам все знаешь… Глянь осторожно. Фото не из семейного альбома, сам видишь.
Увидев искаженное смертью окровавленное лицо, студент охнул и схватился за сердце:
— Да разве тут ее узнаешь? В таком виде. Глаза закрыты. Лицо в отеках и крови. Если бы даже она была у нас пациенткой, не признал бы я ее точно. Чую, скоро Потрошитель и за мной придет.
— Ну ты же не женщина и в роддоме не лежал. Гена, соберись! — мне хотелось взять его за шкирку и встряхнуть, как котёнка, который день с ночью попутал.
— Насколько я уже понял, в списке его жертв и мужчины уже есть, — мрачно добавил тот.
— А ты не так глуп, как кажешься, — одобрительно кивнул я. — Не бойся, Геннадий, Найдем мы всех Потрошителей, Гусевых и Березовых вместе взятых. И будешь опять спокойно проходить практику в своем роддоме.
— Не знаю… — тихо пробормотал Берг. — Смогу ли я после всего, что случилось, вернуться туда.
— Верь мне, Гена.
— А меня вы завтра точно заберете?
— Точно…
Я поднялся на нужный этаж тихой неприметной панельки и остановился возле двери конспиративной квартиры. Прислушался, огляделся. Постучал условным стуком — три коротких, два длинных. Через минуту щелкнул замок, и на пороге появилась могучая фигура в тельняшке.
— Привет, Григорич, — сказал Березов и поспешил закрыть за мной дверь.
— Как устроился? — спросил я и прошел в единственную комнату с наглухо задернутыми шторами.
— С божьей помощью, — хмыкнул вояка. — Ну, и с твоей, конечно.— Спасибо за ключик от наручников. Не буду говорить, где я его прятал, когда в камере сидел. Но на квартире у адвоката, как и договаривались, крышку сливного бачка сдвинул, чтобы не поняли, откуда ноги растут.
— Отлично, — кивнул я. — Все так и считают, что ключ ты в туалете нашел. И думают, что такси тебе сообщник вызвал.
— Да, там машина так удачно подвернулась. Пассажира ждала. Я заскочил и прикинулся тем самым пассажиром. Правда, потом пришлось зайцем проехать. Да ничего, таксопарк не обеднеет. Доскочил до Набережной, а там переулками в город вернулся. Запутал след.
— Я тут тебе сухпай принес, — протянул я Березову авоську с завернутыми в газету продуктами (колбаса, сыр, хлеб, макароны, тушенка).