Курсант. Назад в СССР 10
Шрифт:
– Какая разница? И вообще, это были не совсем люди…
– С правовой и биологической точки зрения – самые настоящие люди. Просто их позиция не вписывалась в рамки общегосударственной.
В комнате, а вернее, в прихожей целую секунду звенела тишина.
– А ты не охренел? Будешь еще убийц защищать? Всех, кого я отправил на тот свет – заслужили индивидуальный котел в аду.
В ушах у меня стучала кровь, и, наверное, мой собеседник что-то такое заметил.
– Да не защищаю я… – примирительно проговорил парень. – Просто хочу
– Не считаю, просто то, что ты увидишь, тебе может не понравиться.
– Посмотрим, – хмыкнул Олег. – Не понравится, снова на журнальчики перейду. Или детективы читать буду. Вайнеров и Агату Кристи. Ну так что? Справишь мне корки?
– Я же сказал, что сделаю, – буркнул я.
– Заметано, – просиял Олег. – Вот номер телефона моих родителей. Обещай, что позвонишь, если у вас будет выезд.
– Есть у меня твой номер. Да и не будет у нас никакого выезда, – отмахнулся я. – Сплюнь! Накаркаешь!
– Ну, а вдруг, – канючил Олег. – Обещай позвонить и с собой взять.
– Лан, фиг с тобой, обещаю…
– Слово офицера?
– Чего?
– Даешь слово офицера? Ты же офицер.
– Не принято так говорить у нас, это белогвардейское выражение, – вскинул я на него брови, а про себя подумал, что слово «офицеры» в милиции используется с приставкой «товарищи», а без нее войдет в обиход чуть попозже, уже после развала Союза, когда «офицер» все-таки больше будет ассоциироваться с патриотизмом и песней Газманова, а не с белыми «недобитками». – Где ты таких выражений нахватался?
– Не знаю, – пожал плечами Олег… – я думал, ты так выражаешься.
– Пока нет…
– Что значит «пока», а что потом будет? – Олег уставился на меня пытливыми глазами.
Вот бляха! Такое ощущение, что он что-то знает… Или догадывается. Как такое может быть? Я изменил его жизнь, но его оперская сущность никуда не делась, а наоборот, лезет наружу, причем раньше времени… Совсем я запутался в этих играх с судьбой. Ладно… Дальше видно будет. По крайней мере, никакая Зверева его давно уже не бьет. И вырос он в благополучной сытой полной семье.
– Ничего не значит, – отмахнулся я. – Короче, пошли чай пить. Куда прешь в обутках, говнодавы скинь. Во-от, другое дело. Света, солнце, что у нас к чаю?
Из прихожей номера мы вошли в комнату, где Света, сидя на диванчике, точила коготочки.
– Здрасьти, – растянулся в улыбке Олег. – Я это… Вот, на побывку приехал.
– Да слышала я ваш разговор, – Света вскинула изящную бровь. – Эклеры будешь?
– Конечно!
– Руки помой, – проворчал я.
– Ай-й-й, – наморщил лоб Олег. – С тобой, как с папкой.
– Ты же хирург, а не тракторист, так и держи свой инструмент в чистоте, – хмыкнул я.
В дверь постучали.
– Кого там еще принесло? – продолжал я ворчать. – Не воскресенье, а день приемов какой-то. Открыто! Входите!
Дверь зловеще скрипнула, и на пороге выросла широкая фигура шефа в атласном халате. Лицо небритое, выходной же.
Его появление могло означать только одно…
– В лесу? – быстро поинтересовался я. – Привязанный и без головы?
– Привязанный, но голова на месте, – озадаченно проговорил Никита Егорович. – Ноги нет.
– Какой ещё ноги?
– Левой, – пожал плечами шеф.
– Япона-мама, – нахмурился я.
– Началось, – вздохнула Света.
– Ого! – воскликнул Олег. – Маньяк все-таки. Теперь ногу будем искать!
И засветился, что твоя гирлянда.
– Это еще кто? – зыркнул в сторону парня Горохов.
– Да никто, – отмахнулся я. – Родственник приблудился. Дальний.
– Как это никто? – парень протянул Горохову руку. – Меня Олег зовут. Никита Егорович, я много читал о вас в газетах и в «Советской милиции». А еще я про вас по радио слышал, там сказали, что вы ушли на пенсию, но не смогли остаться на заслуженном отдыхе, так как душой болели за безопасность советских граждан и за раскрытие тяжких преступлений – и решили вернуться в органы прокуратуры.
– Было, такое, да-а… – одобрительно закивал Горохов.
– Я вот Андрею предложил свою помощь… В качестве понятого. Вам же пригодится «свой»? Да? Вот где вы сейчас в лесу понятых найдете? А я с вами поеду.
– А ты хотя бы раньше трупы видел, родственник Олег?
– Нет… Ну, только когда маленький был. Когда маму убили.
Смотри-ка, вот что называется – не растерялся. Я наблюдал за ним, пока не пытаясь вмешиваться.
– Ого, – нахмурился Горохов, – сочувствую.
– Да, ничего, я плохо это помню… Андрей мне потом приемных родителей нашел. Хорошие они люди. Ну, так что? Возьмете меня в помощники?
– А чего не взять, – хмыкнул следователь. – Парень ты, смотрю, шустрый. Восемнадцать-то есть? Понятыми только совершеннолетние могут быть, учти.
Олег бодро кивнул.
– На той неделе исполнилось.
– Ну и отлично, с нами поедешь, – Горохов повернулся ко мне. – Собирайся, Андрей Григорьевич. Каткову и Погодину я уже сказал.
Я наклонился и шепнул шефу.
– Может, этого, – незаметно кивнул я на Олега, – не будем брать?
– А что так?
Кажется, начальник не понял, почему это я не хочу пойти навстречу родственнику и прихватить лишние рабочие руки.
– Да молодой еще, малахольный. Боюсь, в штаны наложит, когда реальную кровь увидит.
– Ты сам-то когда убийства раскрывать начал? – шеф назидательно вскинул на меня бровь. – Тоже в возрасте перезрелого старшеклассника? Ведь так?
– Ну, то я… – пожал я плечами.
– Сам говоришь, что родственник, – Горохов по-учительски поднял указательный палец вверх. – Генетика – штука упрямая. А вдруг он в тебя пошел? Проверим, обкатаем, а потом, глядишь, в школу милиции поступит.
– Не надо его ни в какую школу милиции, – замотал я головой. – Он врачом хочет стать.