Курсанты. Путь к звёздам

Маркер Женя

А адмиральский час на флоте? – возразил Семен.

– У нас есть баня! А баня с парилкой слаще сна…– Генка обожал парилку, рассказывал часами, как у них на Урале мужики парятся, и сам любил русскую радость с березовым или дубовым веничком.

Отдушиной в беге на длинные дистанции, поднятии и выжимании гирь с утра до вечера, считались походы в баню. Курсанты прежде ходили в баню не реже, чем раз в 10 дней, а по уставу 1975 года могли посещать это заведение раз в 7 дней, и командование с организацией помывки личного состава справлялось без сбоев. Шли в баню строем, часто с песней, хорошим настроением и полотенцами под мышкой. Все знали, что там можно смыть грязь и пот яичным мылом, натереться мочалками из лыка, порадоваться свежим портянкам и чистому белью, окатиться из шаек несколько раз с головы до ног. В итоге почувствовать себя новым,

свежим человеком.

Клубы пара, в которых наслаждались обнаженные мужские тела, стирали служебное неравенство, а простые разговоры о доме, парилках, деревенских колодцах и городских ваннах мирно вплетались в помывочный процесс. Особенно приятно было очутиться в наряде по бане, где только и работы, что перетаскать мешки с бельем, разобрать грязные полотенца, кальсоны, портянки по своим местам; тебя не гонят назад в казарму, есть время расслабиться, отдышаться и … выпить. Нет, не водку или вино, ни о каком спиртном Таранов не мечтал в то время. «Зачем?» – спрашивал он сам себя, и задорно отвечал: «Мне дури своей хватает!»

В маленьком киоске с одним невзрачном окошком продавали лимонад. Обычный холодный лимонад и сдобные булочки с изюмом. Может быть, по вечерам, в те дни, когда мылось поселковое население, здесь торговали пивом и водкой, какой-нибудь не замысловатой закуской: вяленой рыбой или бутербродами. Все было проще тогда, когда приходили курсанты.

Если в кармане находились 28 копеек на лимонад и 9 копеек на сдобу, то счастливее минут просто сложно было себе представить. Таранов медленными кусочками ел булку, смакуя изюминки. Он их перекатывал по нёбу и не спешил глотать. Запивал лакомство лимонадом, вспоминая, как непозволительно был расточителен, и не оставил себе денег на вторую бутылку. Часто и этой, одной, приходилось делиться с товарищем, потому что прожить на первое денежное довольствие в 8 рублей 30 копеек было сложно. Когда присылали денежные переводы мать или бабушка, то все равно рубли улетучивались на какие-то денежные сборы старшины или замкомвзвода для оформления казармы, на дни рождения друзей и сослуживцев, покупку зубной щетки, мыла и мыльницы, гуталина, асидола, пасты гойя, ткани на подворотнички, для новых погон, конвертов, марок, спичек. Без этой мелочевки был невозможен полноценный курсантский быт.

Основными пожирателями денег служили папиросы и сигареты. Сидя в предбаннике и лакомясь лимонадом, Семен удивлялся сам себе, зачем на курсе молодого бойца принял решение курить постоянно. Где-то здесь, недалеко от бани в местном поселковом магазине он вместе с Марком купил первую пачку «Беломора» фабрики Урицкого. На коробке был нарисован фирменный красный якорь, который запал в памяти еще до того, как появились на том же месте три банана. Затягивался быстро, торопясь на очередные построения, и кашлял так, как будто прежде ни разу не курил в виноградниках за домом или в пионерских лагерях. Голова болела от табачного дыма, нос разъедал терпкий дух известного бренда папирос, а внутренний голос твердил: «Я научусь курить, как и все!» Прошло несколько дней регулярного травления, и организм согласился с предметным насилием над собой. Пачка «Беломора» стала ежедневной нормой молодого курсанта, и лишь в посылках из дома ему присылали болгарские сигареты «Стюардесса», «Интер» или «БТ», которые поштучно они смаковали с друзьями.

– Как устоять и не насладиться никотиновым опиумом после бани и лимонада с булочкой, перед тем, как поднять тюки с бельем? – как-то заявил Марк, выпуская красивые колечки дыма. У него согласие с куревом прошло быстро и без проблем. Правда, курил он реже и мог прожить без папирос несколько дней. – Отказаться от сигареты нет никакой возможности!

Вместе в наряд по бане они не попали ни разу. Как-то порознь получалось, а вместе нет. Но брали друг другу лимонад в казарму, где в лучшем случае им перепадал глоток-другой. «Коммунизм в казарме, где все вокруг народное и все вокруг мое, – по словам Генки, – появился прежде, чем советская власть». Курсанты делились конфетами и сгущенкой, домашним вареньем и салом из посылок от родни, передачами от тех знакомых, кто приезжал на КПП. Новая пачка в 20 сигарет разлеталась с друзьями быстрее, чем за пять минут. «Припрятать, и в одиночку съесть под одеялом вкусное, способен только Парамоша! Но голодное детство извиняет парня…», – констатировал по этому поводу Генка.

Отец Таранова, сам бывший курсант летного училища, как-то с оказией передал сыну в казарму огромный арбуз и чемодан, набитый фейхуа. Этот день запомнился всем в казарме по Генкиному объявлению в кубрике «Приходите пробовать фейхуевый фрукт». Разрезать полосатую ягодку на всех, и поделить необычный для северных и средних широт фрукт оказалось легко, и каждому из курсантов досталась южная сладость. А Таранов с Марком наслаждались воспоминаниями о доме, закрыв глаза и сплевывая семечки через нижнюю губу.

Не редко курсанты ездили на завод «Монумент», где таскали цемент, гипс, арматуру. Собирали морковь, капусту и свеклу в областных колхозах. Счастливчики попадали на работы в колбасный цех мясо-молочного комбината, с которым шефские связи существовали испокон века. Там только душевые кабины позволяли смыть с себя пыль и пот, а аромат докторской колбасы Марку смывать не хотелось вовсе. Дымский хвастал, как ему за отличную работу разрешили съесть мяса столько, сколько влезет в том цеху, где оно варилось для зельца и холодца. Он воспользовался предложением, и наел вперед на неделю: «Больше просто не влезло!» – поглаживал он свой распухший живот.

Таранову в одну из таких поездок не повезло – его распределили в цех, где перемалывалась костная мука. Рабочие, что выполняли здесь свой план, спускались в свой «забой» после стакана водки или в противогазах. Отвратительный запах забивался так плотно в складки одежды и пропитывал кожу, что смыть его оказалось невозможно. Глаза разъедало от жуткой вони, и Таранова пару раз вывернуло наружу. И после этого случая на докторскую колбасу он не мог смотреть несколько месяцев.

Несколько раз курсанты ездили в городскую баню на проспекте Ветеранов. Здесь были свои прелести. Во-первых, вокруг находились одни гражданские люди. Во-вторых, там продавалось настоящее бутылочное пиво. В то время и в том возрасте, горечь ячменного напитка уступала друзьям в своей вкусовой гамме более привычному лимонаду «Дюшес», но многие курсанты пили его с удовольствием. В-третьих, на Балтийском вокзале продавали замечательные пирожки с ливером по 7 копеек. После напряженного дня, бега по достопримечательностям города, встреч с девушками, посещений театра или бани пустой курсантский желудок ждал наполнения. Эти дешевые пирожки – мясной деликатес – любили практически все, кто служил в Горелово. Даже те, кто ливер прежде ненавидел. На ужин электричка опаздывала по расписанию, для кафе или ресторана денег нет, а молодой организм кушать просит. Два-три сочных, с корочкой, горячих ароматных пирожка решали проблему в момент. А после сигареты на десерт вечер казался праздником, проведенным с друзьями не зря.

Правда, в этой бане были свои конфузы. Как-то на первом курсе, Марк, проглатывая первый пирожок на перроне, поделился впечатлением от встречи с «местным, – он прошептал, – пидором». О людях с нетрадиционной сексуальной ориентацией или «голубых» в те годы не говорили просто потому, что терминология ЛГБТ на советской почве только зарождалась. Мат цвел, других слов не знали, а мужчины, симпатизирующие мужчинам были. Оказалось, что в парилке бань, к его рыхлому белому телу с мягкими розовыми щечками и пухлой попкой, пристроился странный гражданин, который пообещал десять рублей за интимную встречу. Марк опешил, так как считал себя человеком традиционных отношений, и этот пассаж вызвал в нем лютую злость. Не привлекла даже огромная для курсанта сумма, превышающая его месячное денежное содержание. Он резко развернулся, вылил полный ушат холодной воды на домогающегося гражданина, и гордо ушел в раздевалку. Конечно, в этом мире много разных людей с индивидуальными запросами, но тот случай ему вспоминали не раз.

– Как наш розовый поросеночек? Не ждет ли он своего голубого дружка?! – прикалывался позже Генка при очередном посещении бани, пока другие события не увлекли курсантов своей неповторимой чередой взлетов и падений.

Глава XIII. Общество «Глобус»

После одной из вечерних медитаций, перед отбоем, к Таранову подошел Слон. Этот белорусский парень необъятных размеров выступал в тяжелом весе, играя гирями, как снежками. Именно с ним часто повторял Генка: «Воля есть, а силы нет. А надо, Федя, надо!», – глядя, как Семен старается выполнить первый разряд по гирям до 60 килограмм.