Курсанты. Путь к звёздам
Шрифт:
– У каждого человека, будь он совой, жаворонком, дятлом или петухом наступает время, когда его сон священен! – заявил накануне Рыжий. И сам расшифровал этот «афонаризм». – Сова спит по утрам, жаворонок вечером, петух спит, когда хочет, а потому орет и остальным спать не дает, дятел спит, когда не стучит. Только курсанту жизнь спать не дает, и он приноравливается.
Вот и Таранов рассчитывал с утра отлежаться после очередной серии нарядов вне очереди. Его неодолимое желание спорить, задавать вопросы, доказывать встречному и поперечному свою правоту, чаще натыкалось на непонимание командирами всех степеней.
«Быть тебе психологом в новой жизни!» – пророчил Марк. «А в этой – Тараном!» – смеялся Генка. Они чаще, чем остальные курсанты одергивали его, понимая неуживчивый, спорный характер. Смеялись, что рождение в мае сравняло его со своим знаком по гороскопу, а тельцы – упрямые и храбрые. Таранов чувствовал, что надо ломать себя, и иногда у него получалось быть таким, как все. «Когда-то и я буду послушным, мягким и пушистым», – умиротворенно произносил он после очередного наряда вне очереди, если сил уже не оставалось спорить.
День выборов считался праздником. В этот день дневального инструктировали не кричать «Подъем!» в положенные по распорядку шесть часов утра. Выборы в Верховный Совет СССР в этом году проходили в воскресенье, и по такому случаю столовая предлагала меню из гречневой крупы и макарон, курсантам давали куриные яйца, какао на завтрак, печенье и конфету на обед, как дополнительный паек к праздничному дню. За столом, где сидели друзья, сложилась негласная традиция: делать бутерброд из белого хлеба со сливочным маслом, куда сверху резалось на две части вареное в крутую яйцо и посыпалось солью. Это лакомство гасило чувство голода, и выглядело довольно симпатичным «соленым пирожным» на фоне белых тарелок с голубой каемкой с алюминиевыми ложками в праздник демократии.
С утра курсанты щеголяли в наглаженной парадной форме одежды, словно перед увольнением. В клубе крутили веселые кинокомедии, в город уходило больше людей за счет культпоходчиков, а оставшиеся в казарме наедались «за себя и товарища». Этот распорядок выходного дня красило отсутствие традиционных спортивных соревнований по гиревому спорту или легкой атлетике. «От работы кони дохнут!», «Спорт хорош его отсутствием!», «Не добежим, так дотолкаем!» – изгалялись по такому случаю доморощенные юмористы.
Курсанты искренне радовались «торжеству советской демократии» в армейской жизни, и готовы были проводить выборы по любому поводу. Только одно смущало Таранова в организационной суматохе этого мероприятия: навязываемое командирами социалистическое соревнование. Он спрашивал себя: «Зачем голосовать именно первым?» – и не находил ответа. Каждое отделение, взвод, батарея, дивизион настолько увязли в гонке за лидерством, что порой они сами не замечали бесполезности этого первенства, которое строго контролировали и оценивали «наверху». Если в спорте или учебе он как-то мог понять достижение максимального результата, то стремление первым засунуть бюллетень в щель урны на выборах – не укладывалось в голове третьекурсника. Чтобы оказаться первым
– Ефрейторский зазор – издревле самая популярная мера подстраховки в войсках, – Генка веселил окружающих его курсантов в курилке. – Допустим, по плану командира дивизии спланировано очередное полевое учение в 600. Командира полка известили об этом друзья из вышестоящего штаба дивизии, и он подстраховался: приказал комбатам, чтобы те за полчаса до времени «ч» находились на рабочих местах. Комбаты озадачили ротных, и время сдвинулось еще на полчаса, ротные – взводных, те озадачили старшин, командиров отделений, а сержанты и ефрейторы просто подняли личный состав на три часа раньше запланированного комдивом времени, и увели всех на полевые учения. Прибывает командир дивизии в часть, а там – пусто. Нет солдат! «Где личный состав?!», – орет. «В поле, – отвечает ему дежурный ефрейтор, – командир дивизии учения проводит»…
Ефрейторский зазор в полчаса стал привычным уже на первом курсе, а со временем курсанты так с ним сроднились, что в любом внеплановом мероприятии видели желание командиров подстраховаться и быть первыми, лучшими. На выборах – то же. По закону, избирательные участки открывались рано утром, в 600 и закрывались в 24 часа. Многие советские люди исполняли свой «гражданский долг» после завтрака, с хорошим настроением, под марши и песни, семьями шли на избирательные участки голосовать, и к обеду основной поток избирателей заметно редел.
В училище голосование проводилось в клубе, где каждому выдавался бюллетень с одним кандидатом в депутаты. Листок сразу опускали в урну, и на этом процедура «голосования», больше напоминающая фарс, заканчивалась. Так уже не раз выбирали в местные и городские Советы, а потом курсанты спокойно шли в зрительный зал по соседству смотреть кино.
В этот раз нездоровый ажиотаж начальства коснулся всех – уровень выборов высокий! Командиры и политработники всех уровней организовывали соревнование за то, чье подразделение проголосует первым.
Десятая батарея, где служил Таранов с друзьями, территориально располагалась ближе всего к аллее, что вела в сторону клуба. Но комбат приказал открыть с утра двери эвакуации при пожаре, чтобы сократить это расстояние до минимума. Начало голосования до 600 утра невозможно, но официальный подъем по распорядку дня у курсантов в это же время. Встав, как обычно и заправив кровати, они потеряли бы минут 10—15, плюс передвижение к клубу. Что делать? Как ускорить процесс?!
Офицерам батареи приходит в голову великолепная идея: если до «подъёма» в приказном порядке будить курсантов не разрешалось, то кто запретит в праздничный день слушать патриотические песни советских композиторов? Под грохот музыки из орущих репродукторов курсанты «добровольно» встанут пораньше, и дружно пойдут в первых рядах строителей коммунизма исполнять свой гражданский долг. А тонкости этого подъема оговаривались отдельно. Вечером комбат грозно предупредил подчиненных, что лично разберётся с желающими спать дольше.