Курсанты. Путь к звёздам
Шрифт:
«Интересно складывается жизнь со своими предпочтениями, – выплыло в сознании. – Еще несколько лет назад я засыпал с неудержимым желанием почувствовать южную жару, раскаленный ветер и хоть немного согреться в суровом, холодном, как тогда казалось, краю. Сейчас мне тепло и солнечно здесь на этой земле, где каждая соломинка и листок в радость». Он взял руками огромную охапку сена, и бросил над своей головой. Веер многоцветья с позолоченной травой рассыпался над ним, и полетел с ветерком вдоль берега.
– А-аааа!!! – закричал Таранов, что было сил, и желанием слиться с природой одним чистым, светлым чувством, которому он не мог найти названия.
Бобрин лежал на спине рядом. Он посасывал
– Не верь по утрам члену стоящему, не отлить просящему, а женщину страждущему!
«Как ему удалось избавиться от стилистически-сниженной лексики? Может, на природе меняются нравственные устои?», – несколько удивленно подумал Семен, а в ответ услышал очередную циничную байку, как друг уболтал девушку одной фразой: «Я б с тобой на одном гектаре даже свои витальные потребности не стал удовлетворять!»
– Прикинь, полночи ломалась, а потом дала! Говорит, что ее еще никто таким способом не уговаривал… Хотя, девица еще та была. Утром смыла косметику, и узнать невозможно, чья она, с кем пришла…»
– Пошляк ты и циник, Рыжий! Нет, чтоб рассказать красивую романтическую историю о большой любви…
– Со слоном что ли?!
– Дурак, я о чистой любви…
– После бани?!
– Поручик Ржевский рядом с тобой отдыхает. Я же сам в прошлом году тебе этот анекдот рассказывал…
– То-то я не пойму, это Наташа Ростова рядом со мной или Таран. Ладно, – Генка перевернулся на живот, подставив спину для загара. – Слушай. Прилетел я как-то в Капустин Яр, есть такой зеленый городок недалеко от речки Ахтубы. Начальником строительства там был полковник Прихожан. Этот начальник прославился тем, что обязал каждого прибывающего сюда военного, сажать дерево. Потому городок утопал в листве и слыл оазисом в степи. С утра все офицеры и прапорщики уезжали на объекты за 80—100 километров, а возвращались только поздним вечером. Поэтому днем вся женская часть гарнизона скучала, тишина стояла вокруг до звона в ушах. Понравилась мне одна молоденькая офицерская жена, да и на меня она смотрела не с праздным любопытством, поэтому предложила традиционную для анекдота встречу: муж уезжает со всеми на объект, а я – к ней. Нахожу дом, поднимаюсь на второй этаж, а там дверь уже открыта – ждет! Мы легли, все идет, как надо. Вдруг, в этой невероятной тишине звуки, которые трудно спутать «топ, топ, топ…»
– Муж идет, – сказала, как выдохнула в страхе она.
Хватаю я свои вещи и, не глядя, прыгаю вниз. Не подводить же женщину! Одеваюсь мгновенно, и вдруг сверху слышу шепот:
– Это не он…
Дружный смех полетел над водной гладью, и каждый из курсантов загрустил в безнадежно теряемом времени стажировки по женской ласке.
Рыжий, а ты в курсе, что Батя пару человек насмерть прибил?
Пал Иваныч? Он может… Если за что. А как?
Не знаю, правда или нет, но ходит в училище такая легенда, что после фронта Стукалов вернулся в чине полковника. Приходит домой, а там его жена с любовником. Он обоих на месте и застрелил. Разжаловали его до капитана, но из армии не выгнали. Пришлось Павлу Ивановичу второй раз проходить карьерную лестницу. До генерала дошел…
– Прикинь, меня бы так шарахнули на Ахтубе…
Купание в холодной воде подогрело молодой аппетит. Утренняя земляника давно растаяла во рту, грибам требовалась сковорода, а сельпо или магазин с продуктами по пути им не попались. За озером виднелась крыша, где из трубы струился сизый дымок. Ветер подгонял легкий аромат печеной картошки, и не направиться в сторону убогой постройки было невозможно.
У небольшого дома, обвитого кустарником, стояла девушка и полоскала белье в тазу. Обезумевшие мужские гормоны придали сил, и Бобрин ускорил шаг. Тихо прокрался со спины и негромко выдал своё классическое:
– Девушка-красавица! Угости водицей напиться, так есть хочется, что переночевать негде…
Полное озеро! Наливай и пей! – из дома вышла вторая девушка, встав у дверей в позе «руки в боки», разглядывая курсантов. На вид обеим было чуть больше двадцати. По одежде и прическе сложно было определить, студентки они или работают. Что-то подсказывало Таранову, что они такие же местные незамужние девушки, как и холостые гости.
Слово за словом у политработников не залеживается, пусть еще и у не дипломированных. Не случайно они сами смеялись: «Нашей новой эмблемой должна стать та самая рюмка со змеей, как у медиков, только побольше, да язык подлиннее». Растопить сердца нежданным появлением, вручить собранные грибы и уговорить их поджарить, оказалось очень просто. Обаяние как лучшее курсантское качество коммуникации незаменимо – эта истина известна давно. На пике гиперсексуальности в многолетнем армейском аскетизме оба излучали обаяние, были вежливы, веселы и вызывали доверие. Одна из подруг оказалась городской, приехала сюда на выходные. Вторая заблаговременно отправила родителей в город. Дом в полном их распоряжении предстал до утра понедельника.
– Самогона у нас немного, литра три, – оправдываясь, сказала местная. Пухленькая и аппетитная, с очаровательными веснушками она с первой минуты обратила своё внимание на Генку. Таранов не мог ошибиться: у сержанта-ходока глаза просто так не загораются при виде представителей женского пола. Он тоже почувствовал жертву, и охаживал ее со всех сторон. Пройдет рядом – по бедру рукой проведет. Она рот откроет – он слушает, весь во внимании. Она на него взглянет – Бобрин селезнем ходит.
Вторая девушка спокойнее, смирнее, задумчивее. Совсем не понятно, что она ждет и чего хочет. Но разговор поддерживает, как может, глаза вниз уводит…
Пожарились грибы, послушалась музыка из репродуктора, самогонка прошла на «ура» не вся, а только полбутылки, Рыжий кивает: мол, уходи во вторую комнату, дай нам здесь насладиться радостью деревенской жизни.
«Почему бы и нет?» – подумал Таранов, выпил на посошок рюмку и пошел за деревенской подружкой подальше от Рыжего с его пассией, в глубину дома. Туда, где господствовала двуспальная кровать, а зашторенные окна, и мягкая тишина подушек дарили безмятежный сон.
Только вот последняя рюмка была некстати. Спать расхотелось в момент, а приспичило говорить, петь, читать стихи. Как говорил в таких случаях Генка: «Остапа понесло». Потом появилось желание трогать нежную грудь девушки, которая лежала рядом, следом захотелось запретного плода, а как его добиться безболезненно – непонятно. Лез в голову дневной способ Рыжего у озера, но совсем не вязался с этой милой девушкой.
Таранов включил все свое красноречие, вспомнил слова Маркса и Энгельса, цитировал Ленина по проблемам народонаселения, даже тезисы партии о демографической политике, и через полчаса ее уговорил. Позже Генка смеялся: «Девушке было легче отдаться в эту минуту, чем слушать твои марксистско-ленинские утверждения о важности интимной жизни в молодежной среде».
Все закончилось исключительно быстро. И почему-то вдруг стало обидно.
Она тихо ойкнула, он затих и откинулся на мягкие деревенские подушки. Нежная безмятежность поглотила обоих, и в голове Семена отчетливо проплыло: «Сегодня я расстался с девственностью…».