Курсистки
Шрифт:
По улице он почти бежал, оглядываясь по сторонам и пытаясь не пропустить машину Ксюши, если она поедет мимо. Но он, все же, пропустил. Глядя, как какой – то хлыщ помогает выйти ей из машины, он испытал такую ревность, что руки сами собой сжались в кулаки, а в голове забили молоточки. Он сразу определил свое состояние, как начало болезни, которую еще в старину называли любовной горячкой.
Хлыщ с вежливым кивком в сторону Ксюши отошел в сторону. Клим не знал, подойти ли к ней, догнать ее в дверях или уже позволить себе минутную задержку и эффектное появление перед заказанным столиком в кафе. Ноги сами сделали два больших шага, он оказался у нее за спиной и в тот момент, когда она потянула на себя дверь, уже обнимал ее за плечи. Ксюша,
Они сидели напротив друг друга, и он не выпускал ее прохладных ладоней из своих рук. Он теребил ее запястье, тонкое, обвитое золотой змейкой браслета с каким – то зеленым камнем в застежке. За слегка откинутыми назад волосами, в мочках ушей он заметил блеснувшие яркой зеленью такие же камни и не удержался спросить, что это? «Стекло. Чешское стекло. Браслет и серьги подарил мне наш дед, когда мне исполнилось пять лет», – улыбнулась она. «Наш!» – возмутился он и с упреком посмотрел на нее. Она покраснела и отвернулась. Он не стал бы продолжать этот разговор, ни за что не стал бы. Но, застарелая обида, спутница его последних лет, все же заставила его упрекнуть ее еще раз: уже потом, у нее дома, когда он наткнулся на фотографию Агнессы, висящую на самом видном месте. Не сдержался, быстро удовлетворился враз наполнившимся слезами взглядом раскаявшейся Ксюши, бросился целовать ее в покаянии, и был прощен. Тему закрыли, так толком и не обсудив. Но Клим был уверен, он все понял про Ксюшу, и понял правильно.
Он не помнил, что они ели в кафе, да и ели ли вообще. Судя по тому, что официантка принесла счет, он открывал бумажник, выронив из него почти все содержимое, потом они вдвоем собирали с пола визитки, карточки и мелкие купюры, что – то там они в себя вложили. Без вкуса, цвета и запаха. Обоняние у него включилось только в ее квартире: он вошел и сразу понял, что это ее запах, только ее, никакого чужого присутствия он не учуял. Только запах ремонта. Это было понятно: дверь в одну из комнат была занавешена пленкой. Стало легко и свободно. Он был дома, сразу нашел кухню, по – хозяйски сварил кофе, только поглядывая в сторону удивленной его наглостью Ксюши. Он столбил территорию, словно бы показывая ей, хозяйке, что места здесь хватит только для них двоих, никаких там подруг, товарищей по службе, друзей детства и тому подобных. По ее ласковой усмешке понял, что она не возражает против его хозяйской поступи в ее владениях и принимает его такое нахальство.
Десять лет невозможно вместить в один день, но, похоже, им это удалось. Они прожили сначала ее жизнь (что жизнь – учеба, работа!), потом его (канитель семейная и все та же работа). Словно чувствуя прошлое одиночество друг друга, пытались наверстать упущенное, вылезая из кровати только за минералкой и бутербродами. Наслаждаться каждой минутой – стало задачей номер один, они часто смотрели на часы, сколько им там еще осталось: оба прекрасно понимали, что расстаться сегодня придется, не все завершено в прошлом, не все странички дописаны. Ровно в одиннадцать включили телефоны. И сразу обрушился шквал звонков. Климу звонила жена (пятнадцать не принятых вызовов), Ксюшу потеряла Вика. Он послал свою жену к черту, как только узнал, по какому поводу она звонит. Секретарша его начальника, оказывается, рассказала ей о штатовском контракте и о том, что документы на выезд уже практически готовы. Ларка, взбеленившись от скрытности мужа, проявила присущую ей наглость и, пока Клим был у Ксюши, съездила к нему в контору и поговорила с директором. Все это жена проорала ему в трубку, перемежая визг с шипящими угрозами, и получила в ответ его спокойное «пошла к черту». Клим отключил телефон, решив что на сегодня лимит общения с этой женщиной исчерпан, и попросился у Ксюши остаться на ночь.
Он лежал на широкой кровати и не мог заснуть: какое – то смутное беспокойство терзало его еще не укрепившуюся в своем новом состоянии душу, беспокойство оттого, что он боялся любого случая, который вдруг окажется для него препятствием. Он не хотел препятствий, он хотел покоя и радости, хотел быть только с Ксюшей, не деля ее ни с кем. И предчувствовал, что добиться этого будет не просто.
Глава 13
Он пришел с речки, пообедал и рухнул на кровать. На маленьком диванчике в углу спальни посапывала Стаська, умаявшись за трудовое утро: она помогала Даше собирать смородину с куста. Борин никак не мог выспаться. Раньше ему казалось, что днем спят только дети и старики. Выходило, что он и есть старик, но уж не ребенок точно. А спалось ему сладко, без сновидений. Борин просыпался не сам, маленькая Стаська, проснувшись первой, взбиралась на его кровать и тормошила его, сонного: папа же должен с ней поиграть, пока мама готовит полдник. Он подкидывал ее вверх, наслаждаясь восторженным писком и видом счастливой мордашки.
– Лень, молоко будешь? Из деревни женщина принесла, свежее.
– Буду, – уже бодро ответил он, сажая дочь на стул, на высокую подушку.
– И я буду, – Стаська потянулась к кружке Борина.
– Твоя чашка вот, – Даша быстро поставила перед дочерью бокальчик с нарисованным зайцем на боку и тарелку с печеньем.
– Пап, на, – Стаська протянула Борину печенье.
– Спасибо, добрая моя.
Некоторое время за столом было тихо: рот дочери был набит печеньем.
– Даш, с Галиной не созванивались?
– Я звонила. Беркутова не отпускают пока. Так что, до выходных их можно не ждать.
– Жаль, – Борин выглянул в окно, – А ты говоришь – не ждать! Вот он, Беркутов.
– Привет! – Егор был мрачен.
– Егол плишел. Поцелуй! – Стаська подставила щеку Беркутову.
– Привет, соседка! – улыбнулся он, чмокнув девочку в щеку.
– Случилось что? – Борин уже без ответа понял, что случилось.
– Стася, иди, поиграй на веранде, – Даша вывела девочку из комнаты.
– Ну?
– В коттеджном поселке ребенка похитили. И убили его бабушку. В лесу, по дороге с пляжа.
– Мальчик. А бабушка такая моложавая, стройная. В светлых брюках и пестрой блузке, – Борин сразу же подумал о своих новых знакомых.
– Точно. Ты их видел?
– И, похоже, последним. Только познакомились у реки. Я даже в футбол с мальчиком поиграл.
– Когда это было?
– Я тебе точно могу время назвать, – Борин открыл меню мобильного, – Дашка звонила в тринадцать тридцать. Я сразу же после звонка ушел. Они тоже уходили, я видел.
– А около половины третьего подруга матери мальчика нашла в кустах труп бабушки.
– А как эта подруга там оказалась?
– Они с Софьей Гурской, это мать мальчика, шли к ним на пляж. Софья мимо прошла, а эта глазастая оказалась. А мальчика нигде не было.
– Гурские…Знакомая фамилия! – Даша задумалась.
– Александр Гурский имеет компьютерную фирму и несколько магазинов розничной сети. Убитая – его мать, гражданка Соединенных Штатов, между прочим. Из эмигрантов первой волны. А Софья Гурская, жена Гурского, урожденная Риттер, домохозяйка.
– Не дочь ли Александра Риттера, бывшего председателя областного суда?
– Дочь. Угадал. Какие соображения есть?
– Выкуп. Это самое простое. Второе – бизнес мужа. Все, пожалуй.
– И третье – дела, которые вел Риттер.
– Его же нет в живых.
– Да, девять лет как. Возможно, кто – то вышел на свободу…
– Возможно.
– Собирайся, Леня. Дело в город направили. Живут они в нашем районе, все равно тебя выдернут на службу. Даш, Галина к вечеру подъедет, оставайся, – сказал он, видя, что Дарья готова ехать с мужем.