Курский излом
Шрифт:
Бурдейный. Благодарю, до свидания»{741}.
Связаться с генерал–майором А. Ф. Поповым не удалось. Приказы на 9 июля ему были переданы через штаб 10-го тк. Происходившие 8 июля в корпусе безобразия и несвоевременное выполнение лично командиром корпуса боевого приказа командующего фронтом стали предметом расследования комиссии штаба фронта. По результатам ее работы Н. Ф. Ватутин уже после завершения оборонительной операции, 30 июля 1943 г., подписал приказ № 00212, в котором указывал:
«7 июля сего года в 21.00 командир 2-го танкового корпуса генерал–майор Попов получил мой приказ — сосредоточить корпус в районе совхоза Сталинский, занять исходное положение и быть готовым к атаке 8 июля
Получив этот приказ, генерал–майор Попов не принял надлежащих мер к организации встречного боя, не установил связь с командирами пехотных частей, не выяснил положение соседей, хотя имел к этому полную возможность, так как в г. Короча встречался с командующим 69-й армией генерал–лейтенантом Крюченкиным, войска которого занимали назначенный корпусу район действия.
Имея в своем распоряжении 12 часов до момента готовности корпуса к атаке, генерал–майор Попов не использовал это время для надлежащей организации боя. Свой приказ на наступление он отдал только 8 июля в 9.30, то есть за час до атаки. В силу этого командирами бригад не была обеспечена боевая разведка, не проводилась рекогносцировка местности, [784] не был установлен передний край нашей обороны, а подразделениям 99-й тбр был определен фронт наступления, фактически занятый нашими войсками.
В результате танки 99-й тбр прошли с боем через боевые порядки 285-го стрелкового полка 183-й сд, при этом убито 25 человек, ранено 40 человек. За такое преступное отношение к организации боя командир 2-го тк генерал–майор Попов заслуживает самого сурового наказания вплоть до предания суду Военного трибунала.
Учитывая, однако, что в последующих боях генерал–майор Попов проявил себя смелым, решительным командиром, обеспечил успешное выполнение поставленных перед ним боевых задач, чем искупил вину,
ПРИКАЗЫВАЮ:
генерал–майору Попову за допущенные им серьезные нарушения объявить выговор.
Обратить внимание командирам всех степеней на необходимость уделять более серьезное внимание увязке своих действий с соседями.
Приказ объявить до командира дивизии включительно»{742}.
Мне неоднократно приходилось знакомиться с подобными документами, и каждый раз, невольно сравнивая отдельные события и решения, принятые по ним высокими инстанциями, с трудом понимаю логику тех, кто их принимал. В одном случае (с лейтенантом Рухманом) за несвоевременный лично отданный приказ о взрыве моста — расстрел, в другом — за такой же необдуманный и безответственный личный приказ, но повлекший за собой гибель десятков людей и подрыв танков, — выговор!
Бесспорно, вина комкора очевидна. Тем не менее считаю, что ответственность за нерасторопность, плохо налаженную работу отделов штаба корпуса по подготовке и доведению до войск боевых документов, слабую работу офицеров связи и разведки, неподготовленность войск к ответственному бою 8 июля должны были вместе с ним разделить и офицеры управления соединения во главе с полковником В. В. Кошелевым, а также командный состав танковых бригад. Обнаруженные документы свидетельствуют, что руководство бригад не всегда точно и четко исполняло свои служебные обязанности, как того требовал устав и наставления. Нередко стремились уйти от получения боевых задач, перекладывали свои обязанности на подчиненных, которые по определению были не в состоянии их выполнить, да и просто пьянствовали. Поэтому очень часто из–за необдуманных поступков, личной недисциплинированности [785] и нераспорядительности старших командиров гибли люди и страдало дело. Комкор лучше, чем кто–либо, знал возможности и характеры своих подчиненных и, как мог, старался работать с ними, воспитывать, учить и жестко требовать. Когда же терпения не хватало, то появлялись следующие распоряжения:
«Командирам 15-го
Первое. Я крайне возмущен организацией радиосвязи в бригадах. В течение сегодняшней ночи мне лично с трудом удалось вызвать на радиостанцию для переговоров командиров и начальников штабов бригад. Командиры и их штабы дошли до такой наглости, что, видимо, умышленно не хотят по радио доносить о положении частей. Да они и не могут доложить, потому что штабы находятся в 25 км от передовых боевых порядков (99-я тбр). Если дальше будет продолжаться такая связь, вынужден буду начальников штабов и начальников связи отдать под суд.
Второе. Приказываю: выделить постоянных ответственных штабных командиров, не ниже как зам. начальника штаба, и держать их постоянно на рации, обязать постоянно и своевременно докладывать о положении своих частей в штаб корпуса.
Радиостанция обязательно должна быть связана с телефоном, командиром и штабом.
Получается абсолютная чертовщина, оставляют одних радистов, а остальные все спят, и нигде их не найдешь.
Третье. Штабы соединений до того заврались, что незнание положения своих частей стали прикрывать тем, что радиостанции находятся в движении, — это величайший позор и стыд для штабов»{743}.
Вместе с тем Н. Ф. Ватутин прекрасно понимал, что причинами срыва намеченного плана стали не только безответственность командиров корпусов, но и его собственные просчеты и недоработка штаба фронта. При подготовке к контрудару войска испытывали существенный дефицит времени на подготовку. Это не позволило, во–первых, без штурмовщины осуществить все необходимые мероприятия в корпусах и подтянуть силы к установленному времени, во–вторых, создать работоспособный центр управления всеми войсками, которые по численности были сравнимы с танковой армией. Не была налажена связь с корпусами и между корпусами. Соседние соединения не могли связаться между собой, хотя находились рядом. Напомню, командующий фронтом даже после [786] контрудара, в ночь на 9 июля, не смог связаться со 2-м тк и был вынужден передавать приказы для А. Ф. Попова через пункт связи 10-го тк.
Поэтому находившийся в Сажном на ВПУ 6-й гв. А генерал П. Ф. Лагутин оказался не в состоянии управлять вверенными ему войсками и контролировать исполнение приказов. А сопровождавшие его офицеры оперативной группы штаба армии второго эшелона не имели подготовки для столь масштабного дела.
Следует отметить, что решение назначить П. Ф. Лагутина ответственным за проведение контрудара было неудачным. Павел Филиппович, хотя и был заместителем командующего, ни подготовки, ни опыта управления столь значительными силами не имел. Кроме того, абсолютно не был знаком со спецификой и особенностями танковых войск. Самое крупное соединение, которым 47-летний генерал командовал в реальном бою, — стрелковая дивизия, и при назначении в армию корпусной уровень он миновал. Судя по всему, П. Ф. Лагутин сумел сработаться с И. М. Чистяковым и, по его мнению, вполне справлялся со своими обязанностями, но занимаемая им должность была несамостоятельной и не позволяла накопить необходимого опыта управления крупными силами, тем более в экстремальных условиях.
И. М. Чистяков писал, что кандидатуру П. Ф. Лагутина предложил сам Н. Ф. Ватутин. Это вызывает сомнение. Хотя танковые корпуса и имели фронтовое подчинение, ответственность за контрудар была возложена на командование 6-й гв. А, поэтому сомнительно, чтобы Николай Федорович назначил человека ответственным за столь масштабное мероприятие в армии без согласования с командармом. Об этом свидетельствует и разговор, состоявшийся у И. М. Чистякова с начальником штаба фронта С. П. Ивановым 6 июля, по вопросу подготовки контрудара 7 июля: