Кутузов
Шрифт:
– Ты должен и поддержать его, и постращать неизбежной местью турок, – напутствовал племянника Кутузов. – Задача, право, нехитрая. Ведь гораздо удобнее иметь дело с жуликом, чем с честным дураком: первого можно купить, а второго надо обволакивать лестью, обманывать, а уже потом склонять...
С собой Бибиков вез личное послание главнокомандующего:
«Мы, Михаил Кутузов, главнокомандующий в Молдавии и Валахии армией Его Императорского Величества Государя всея Руси, кавалер орденов и прочая, берем на себя обязательство, в чем даем слово за себя и того, кто будет нашим преемником в командовании русской армией в этих краях, предоставить знаменитому и великолепному Эссеиду Идрису Паше, да увеличит Господь его славу и благосостояние, теперешнему
От Молла-паши и виддинского архиерея Бибиков привез сведения о намерениях великого визиря. Ахмед-паша предполагал наступать из Шумлы на Рущук и из Софии к Виддину, причем против Рущука будет произведена только демонстрация. Главный же удар должен быть нанесен со стороны Малой Валахии, для чего визирь собирался переправиться близ устья реки Жио. В то же время из Софии на Виддин с 25-тысячным войском надлежало идти правителю Македонии Измаил-бею, после чего турки соединялись за Дунаем.
Теперь значение виддинской флотилии, осмотренной Бибиковым, возросло еще более. Кутузов предложил Молла-паше продать суда русским за двадцать тысяч червонцев. А на случай неудачи отдал распоряжение поставить сильные батареи выше Рущука и у впадения в Дунай Жио.
Михаил Илларионович создал великолепную разведку. Главные сведения поставляли болгары, которые генерал Эссен получал из Рущука, а Турчанинов – из Турно. Они сообщали, что Измаил-бей все еще в Софии и что великий визирь переменил свои планы. С 60-тысячной армией он решил покинуть Шумлу, пойти через Разград к Рущуку, чтобы овладеть этой крепостью, переправиться через Дунай и далее двигаться на Бухарест.
Этой массе неприятельских войск Кутузов мог противопоставить всего 15 тысяч солдат, не считая гарнизона в Рущуке. Но медлить было нельзя. 19 июня 1811 года он перешел на правый берег Дуная и расположил свой отряд в четырех верстах от крепости, затылком к ней, на разградской дороге. Вперед были высланы полторы тысячи кавалеристов под начальством генерал-лейтенанта Войнова.
Михаил Илларионович как бы приглашал своего «старинного друга» Ахмед-пашу напасть на Рущук и овладеть им.
Накануне сражения Кутузов послал в подарок великому визирю шесть фунтов чаю, до которого тот был великий охотник, и получил в ответ лимоны и апельсины при самом учтивом послании...
5
Надо всем царствовал немыслимый, звенящий зной.
Сгорели трава и листья, паутина трещин расколола землю, попрятались птицы. В пустом небе страшным огненным оком дрожало истекавшее жаром солнце. Обмелевший Дунай был мутен и коричнев.
Кутузов, отдуваясь и утирая платком обильный пот, с холма оглядывал свою маленькую армию, выстроенную в боевые порядки.
Главные силы русских состояли из девяти пехотных каре: пять в первой линии и четыре во второй. Кавалерия была поставлена в третьей линии.
Позиция представлялась Михаилу Илларионовичу не совсем выгодной, но она была единственной на пути наступления турецкой армии. Правый фланг русских прикрывался крутыми скатами, спускавшимися к реке Черный Лом, впадавшей у Рущука в Дунай. Зато на левом расстилалась тянущаяся до деревни Маратин равнина, на которой могли бы свободно маневрировать и пятьдесят тысяч человек. Турецкой коннице здесь было где разгуляться – легко обойти русские порядки и ворваться в Рущук.
Предвидя это, Кутузов оставил в крепости три батальона егерей и приказал вооружить всех жителей-христиан. На равнине же, у дороги в Туртукай, он расположил три батальона Вятского полка, эскадрон кинбурнских драгун и полусотню казаков. Многие трунили над этой предосторожностью, находя ее совершенно излишней, но они жестоко ошиблись. Ход сражения доказал предусмотрительность главнокомандующего.
Битве предшествовала разведка боем.
20 июня, на рассвете, при сильном тумане, когда нельзя было рассмотреть, что делается и в десяти шагах, пять тысяч отборных турецких кавалеристов внезапно напали на русские аванпосты, захватили их и бросились на бивак чугуевских улан, которые едва успели вскочить на лошадей. Командовавший ими флигель-адъютант государя полковник Бенкендорф не растерялся. Он быстро собрал полк и отразил атаку турок. Туман мало-помалу рассеялся, и на помощь Бенкендорфу прибыл генерал-майор Григорий Энгельгардт со своим Староингерманландским полком. Началось горячее дело. Когда же командир корпуса Петр Кириллович Эссен с двенадцатью батальонами занял возвышенности, турки откатились.
В этом деле русские потеряли сто человек, противник же – в несколько раз больше.
Следующий день прошел тихо, и только 22 июня великий визирь решился атаковать наши позиции всеми силами. В шесть пополуночи Кутузов, бодрствовавший до рассвета, увидел казаков, скачущих во всю мочь с криками: «Турки! Турки!»
На русские порядки надвигалась самая сильная армия из собранных за всю долгую кампанию.
Решид Ахмед-паша призвал в Шумлу всех верных слуг султана Махмуда, а также полувассальных владетелей и партизан. Под его зеленым знаменем собрались трехбунчужный паша Мехмед Чапан-оглу, Вели-паша – назир Алеи и Мухтар-паша, сыновья Али-паши Янинского, владетеля Албании, Эпира и Фессалии, Кючк-Али-паша – предводитель янычар, правитель Измирско-Айдынского округа Кара-Осман-оглу, генерал Даг-Девреи-оглу, Юсуф-ага, Гяур-Хассан. Множество янычар из Константинополя, отборная конница из Анатолии, корпус албанцев, 78 орудий из подразделений «низам-джедида» являли собой мощную силу...
В восемь утра центр турецкой армии, составленный большею частью из пехоты, развернулся впереди первой линии русских. С обеих сторон загремела канонада. Грязно-желтый пороховой дым неподвижно стоял в мареве: не было ветерка, чтобы стронуть его. Русская артиллерия, несмотря на превосходство в численности, не могла заставить замолчать вражеские батареи, огонь которых наносил большие потери. Неподвижные каре представляли собой удобную цель, и каждое ядро, особенно пущенное по прямой линии во фланг, вырывало до десятка солдат. Но вот пушки смолкли, и масса турецкой конницы тремя языками стремительно атаковала наш центр и оба фланга.
Несмотря на всю грозность момента, Михаил Илларионович невольно залюбовался открывшейся красочной картиной.
Над толпой несущихся всадников колыхалось несколько сот ярких – зеленых, красных, синих – знамен. Золото, серебро и драгоценные камни, украшающие сбрую прекрасных лошадей, ослепительно блестели на солнце. Сверкали и переливались и богатые одежды турецких офицеров. И среди этой клокочущей, кипящей лавы неколебимо стояли наши каре, со всех сторон открывшие сильнейший огонь. Миг – и вое окуталось ружейным и пушечным дымом.
«Движения неприятеля направлены так мудро, что могли бы служить славой и самому искусному генералу», – подумал Кутузов. Он не особенно страшился яростного натиска, зная по опыту, что турецкая конница, лишенная правильного строя, не способна прорвать пехотное каре. Когда их стеганет несколько плотных и кучных залпов, всадники начинают без толку крутиться и наскакивать друг на друга. Возникает беспорядок, и тут уже хозяином положения окончательно становится русская пехота.
Как он и предполагал, атака была отражена артиллерийским огнем первой линии. Турки отхлынули к своим флангам. Однако большая колонна под командой Чапан-оглу обскакала наше правое крыло. Михаил Илларионович тотчас отрядил батальон егерей, которые рассыпались по утесистым возвышенностям и в виноградниках, тянущихся вдоль разградской дороги. Вместе с двумя эскадронами ливонских драгун и казаками они остановили конницу Чапан-оглу и отбросили ее с большими потерями назад.