Кузина-самозванка

Дарси Эмма

У нее же выбора не было. Дженни попала в ловушку и боялась не справиться с ролью, а еще больше страшилась окончательно потерять свободу и независимость. Два месяца она должна будет жить той жизнью, о которой не имела представления.

— Готова?

Сердце Дженни екнуло, и она, резко обернувшись, оказалась лицом к лицу со всесильным кукловодом. Данте стоял посреди комнаты и внимательно изучал Дженни с головы до ног, заставляя каждый ее нерв звенеть от напряжения и желания получить его одобрение.

Глубоко вздохнув, Дженни расправила плечи и ответила:

— Готова.

Данте

улыбнулся, явно удовлетворенный тем, что видит.

— Ты выглядишь красивой, Изабелла, — заметил он.

Дженни никогда не придавала особого значения своей внешности. Одежда, по ее мнению, должна быть чистой и опрятной, и этого достаточно. Покупки она делала на благотворительных распродажах, чтобы не тратить понапрасну деньги, которые нужны были ей для того, чтобы элементарно выжить. Быть одетой так, как сейчас, испытывать на себе оценивающий взгляд Данте было абсолютно внове для Дженни и пробуждало чувства, которых она до сих пор не испытывала.

— Судя по вашему взгляду, одежда красит человека, — пробормотала она с иронией, подумав о том, что сам Данте всегда выглядит просто потрясающе.

Должно быть, он никогда не смотрит на ценник, делая покупки. Во всяком случае, когда они вместе ходили по магазинам, Данте ни разу не поинтересовался ценой. Наверняка голубые джинсы и белая спортивная рубашка, что были на нем, от какого-нибудь известного дизайнера. Эти совсем простые с виду вещи подчеркивали его великолепную физическую форму и… сексуальность.

— Не опускай голову! — скомандовал Данте и, взяв ее лицо за подбородок, приподнял так, чтобы Дженни смотрела ему в глаза. — Держи ее высоко. Ты гордишься тем, что ты Изабелла Россини. Ты всегда вела независимый образ жизни и сейчас не намерена ни перед кем заискивать. А приехала потому, что тебя пригласил твой дедушка, и это дает тебе право рассчитывать на то, что к тебе отнесутся как к уважаемому члену семьи, а не как к бедной Золушке. Поняла?

Трудно было выдавить из себя хоть слово, когда Данте стоял так близко…

— Да, — придушенным голосом ответила Дженни.

Данте погладил ее по щеке большим пальцем. Безжалостный блеск в его глазах сменился мягкой насмешкой.

— Я не смогу все время находиться рядом. Если Марко захочет пообщаться с тобой наедине, будь к нему добра, Изабелла, веди себя непринужденно. Я хочу, чтобы дед был доволен тем, что встретился с тобой.

При мысли о том, что ей придется остаться с Марко Россини наедине, Дженни снова охватила паника. Если Данте не будет контролировать каждый ее шаг… если она допустит ошибку… если она невольно выдаст себя…

Данте нахмурился.

— Я постараюсь, — поспешно ответила Дженни.

— Тебе нечего бояться, — заверил он ее. — Я все тщательно продумал. Дед не станет ничего проверять. Он старый, больной человек, который знает, что находится на пороге смерти. Все, что от тебя требуется, — быть с ним приветливой и ласковой.

На словах все выглядело так просто. Может, и на деле окажется так же. Но мысль об обмане камнем лежала на сердце Дженни. Она отвернулась, чтобы избавиться от его прикосновений и почувствовать себя свободнее. Данте настолько подчинил ее себе, что теперь ей было страшно очутиться без его поддержки.

— Я постараюсь, — повторила Дженни. Она действительно не хотела бы огорчить умирающего человека.

— Это в твоих же интересах, — безжалостно напомнил Данте.

— И в ваших тоже, — неожиданно парировала она.

Данте улыбнулся этой жалкой попытке контрудара:

— Да. И мы должны держаться друг друга. Можно сказать, мы неразрывно связаны. К тому же я твой брат, и ты должна называть меня на «ты».

Данте взял Дженни за руку, переплел ее пальцы со своими, и ей показалось, что к ней прикоснулись каленым железом; жар растекся по всему телу, а в глубине души родилось желание, чтобы отношения, связывающие ее и Данте Россини, были основаны не на обмане…

— Я постараюсь, — в третий раз сказала Дженни.

— Время лететь на Капри, — произнес Данте.

И Дженни, как покорная раба, последовала за ним, повинуясь команде. Но мозг ее, еще не до конца порабощенный, продолжал размышлять о том, как все было бы, если бы Данте Россини хотел ее, Дженни Кент… хотел, как женщину…

Но увы, прекрасный принц не испытывал к ней ни малейшего желания. Дженни знала это. Он просто хотел, чтобы сработал его план, и ничего больше.

Они оба оказались заложниками обстоятельств, и это породило иллюзию некоей близости между ними. «Но наш союз не продлится долго», — напомнила себе Дженни. Когда Данте больше не потребуется ее присутствие, он быстро и решительно — так же как привез в Италию — отошлет ее обратно.

Позволить чувству привязанности к нему окрепнуть было бы большой глупостью с ее стороны. Она не должна забывать, что Дженни Кент не может быть объектом интереса для Данте Россини. Ему нужно только, чтобы она какое-то время изображала его кузину. Если Дженни убедительно сыграет свою роль, она останется на свободе, не попадет в тюрьму за мошенничество. И это единственное, что должно ее беспокоить. Возникшее влечение к Данте лишь создаст проблемы, а у Дженни их и так предостаточно.

«Так что не вступай на запретную территорию, Дженни. Никогда!»

Данте буквально видел стальной прут, пронзивший позвоночник Дженни Кент, — такой напряженной казалась ее спина, когда она шла к машине, которая должна была отвезти их к вертолету. Она высоко держала голову, плечи были расправлены, но вид у нее был отрешенный. Дженни или действительно не замечала, что он по-прежнему держит ее за руку, или просто делала вид. Может, уверенность, появившаяся в ней, вызвана решением тоже шантажировать его?

До сих пор начиная с того момента, как Данте вынудил ее согласиться сыграть роль Изабеллы, Дженни пассивно повиновалась ему. Единственным актом неповиновения можно было считать ее отказ рассказать ему о себе. Она просто коротко заметила, что ему незачем знать об этом.