Кузнец человеческих судеб
Шрифт:
«Пока не знаю, освобожусь, напишу», – гласило ее послание. Что ж. Ладно. За город смотаться не получится, но вот встретиться с Андреем он успеет. «Обойдемся без обеда, просто заскочу к нему в офис», – решил Тимофей, садясь в машину.
Сашка шла к дому, строя грозные планы мести. Чистикова она спровадила еще на Гостином Дворе, решив обойтись без провожатых. Среди бела дня, когда во дворе полным-полно народу, бояться ей нечего, в крайнем случае можно войти в подъезд с кем-то из соседей, а он пусть отправляется к своей… Тут Саша замялась в поисках подходящего емкого слова, да, в общем, это было и не важно, как обозвать нахалку, покусившуюся
«Мама! – закричала беззвучно девушка. – Мамочка!» И забрыкала ногами, извиваясь, как ящерица, приготовившаяся отбросить свой хвост. Только голова не хвост, ее не отбросишь. Сашка извивалась, лягалась ногами, как могла, но ее все равно неуклонно тащили под лестницу, в страшную темноту. «Мама! На помощь! Тимофей!»
– Ну что, попалась? – прошипел ей в самое ухо страшный незнакомый голос и добавил глупо и несерьезно: – Которая кусалась. – И тут хватка ослабла, Сашка шлепнулась на пол. Грязный, покрытый следами высохших луж известного происхождения.
– А-а! – заорала бедолага и бросилась наутек прямо на четвереньках.
– Ну, куда, куда ты несешься? – спросил удивительно спокойный голос, а знакомая страшная рука схватила ее за шиворот.
Сашка резко, испуганно обернулась и… увидела Тимофея.
– Ты что, идиот?! Ты меня чуть до смерти не испугал! Да у меня сердце чуть не выскочило! – орала, переходя на визг, Сашка, мутузя Тимофея кулаками по груди. – Я уже с жизнью прощалась! Ты понимаешь? Придурок, кретин! – Пережитый стресс выдержке не способствовал.
– А ты понимаешь, что это действительно мог быть убийца? – тихим спокойным голосом спросил Тимофей, внимательно глядя в глаза девушке.
Она запнулась на очередном «идиоте» и уставилась на мужчину растерянным взглядом, лицо ее снова побледнело. А потом она всхлипнула и кинулась ему на шею.
Максимов обнял ее, улыбнувшись такой юношеской порывистости.
– Какая я дура! – всхлипнула Саша. Затем оторвалась от его пальто, взглянула в глаза и проникновенно, тихим трогательным голосом проговорила: – Все равно дурак.
А потом, Тимофей даже дернуться не успел, поцеловала его. Не в щеку, а по-настоящему, по-взрослому, и от этого поцелуя у Тимофея каждый мускул напрягся. И кровь стала горячей и быстрой. Он хотел оторваться от Саши и не смог, а когда она сама его отпустила, стоял, как дурак, и слова не мог сказать. А девушка поморгала и тихо сказала:
– Спасибо. – И взяла его за руку. Ладошка у нее была тонкая, и теплая, и гладкая, как шелковая, а Тимофей все еще не мог прийти в себя и теперь уже действительно чувствовал себя идиотом.
Наконец ему удалось собраться с мыслями, и он сказал чуть грубовато и сконфуженно:
– Пойдем, провожу. Мне нужна распечатка звонков Рогутского. Она еще у тебя?
Как вести себя с Сашей дальше, он не представлял. Объяснить ее поступки не мог и от этого чувствовал себя беззащитным и неуверенным.
– Яна, добрый вечер, это Тимофей Максимов.
– Добрый вечер, – мягко и по возможности спокойно ответила Яна.
Весь день она сидела дома, не зная, чем себя занять. Вчера Тимофей просидел у нее допоздна. Почти до одиннадцати, причем просто так. Сперва они пили чай, потом разговаривали, затем снова пили чай и снова разговаривали. Оказалось, у них много общего и еще больше разного. Максимов рассказал Яне о маме и балете, а Яна ему о Лере и театре. Потом они говорили о балете
И сегодня ей весь день хотелось, чтобы он позвонил, спросил, как она, и, возможно, даже пообещал заехать. И вместо того чтобы работать, а она договорилась с руководством, что несколько дней поработает на дому, слонялась по квартире без дела, а если и садилась за компьютер, то все время отвлекалась. А Тимофей все не звонил.
Она даже пару раз сама собиралась его набрать, хотела пообещать приготовить что-то необычное и вкусное, чтобы ему снова захотелось приехать. Но каждый раз отказывалась от таких очевидных и неловких маневров, да к тому же еще и унизительных. Заманивать мужчину едой подло и глупо. Если она ему нравится, он сам позвонит и приедет, а если нет… Да конечно, нет. Просто они могли бы дружить или…
– Не обманывай себя, – велела Яна своему отражению в зеркале. – Никакой дружбы между мужчинами и женщинами не бывает, это лицемерие.
Она еще раз придирчиво осмотрела свое отражение, ткнула пальцами в щеки, словно проверила их упругость, и побрела в комнату, «работать».
Тимофей позвонил только в семь.
– Как у вас дела?
– Спасибо. А как наше расследование? – стараясь быть легкой и непринужденной, спросила Яна.
– Пока туго. Я надеялся, что «Шевроле Тахо» выведет нас на исполнителя из окружения Пименова, я имею в виду убийство Рогутского, но увы. Ни у кого из его людей такой машины нет. Сейчас выясняем ситуацию с машинами, находящимися в угоне. Если для убийства Рогутского был использован угнанный автомобиль, то угнали его наверняка в день аварии. Если мы таковой обнаружим, у нас появятся шансы. Хотя и слабые. Милана работает с засланным казачком из вашей конторы, там пока тоже глухо. А я хотел предложить вам прокатиться завтра в Ушки, осмотреться на месте, вдруг вы еще что-то важное вспомните? Вы не против?
Нет. Яна была не против, она была горячо «за». Поездка за город с Тимофеем! Надо обязательно взять с собой термос и приготовить бутерброды, а может, еще пирожков напечь? Девушка с песней двинулась на кухню, предвкушая завтрашний день.
Семен Николаевич Рязанцев сидел за своим столом, благодушно сложив на животе сцепленные в замок руки, и раскачивался на стуле. Перед ним сидела стажерка Пономарева и покрывалась красными неровными пятнами.
Нет, Семен Николаевич не был садистом, но страшно не любил, когда ему плевали в душу, и даже на это обижался. Пономарева наплевала.
Когда эта пигалица появилась впервые у него в кабинете, Рязанцев встретил ее как родную дочь, принялся, дурак, перед ней соловьем разливаться, про важность службы рассказывать, опытом делиться, а эта козявка только губки брезгливо поджимала, носик морщила, да еще и его – его! – жизни учить пыталась. Образованием своим университетским в нос тыкать! Ему! Оперативнику с опытом, с таким процентом раскрываемости, что любо-дорого, да наградами и грамотами!
А потом еще и со всем отделом отношения испортила, так что теперь с ней никто не то что информацией, огрызком карандаша не поделится. Ну, если Дубровина не считать. Но Дубровин ходок известный, ни одну смазливую бабу не пропустит.