Кузнецов. Опальный адмирал
Шрифт:
— Докладывайте, Константин Николаевич, как тут у вас дела? — Жуков разделся, бросил на стул шинель и фуражку. — Человек вы опытный в военном деле. Я знаю вас еще с той поры, когда вы были начальником артиллерии 50-й армии на Западном фронте в сорок первом. Так?
— Верно, Георгий Константинович, — смутился Леселидзе.
— Как думаете, можно расширить плацдарм на Малой Земле? — спросил Жуков. — Я имею в виду высадить туда крупный десант.
— Командующий фронтом Иван Иванович Масленников принял такое решение, но я бы воздержался делать это, — прямо ответил генерал. — Море,
— Надо усилить, — согласился Жуков, постукивая пальцами по краю стола. Затем он взглянул на Кузнецова. — Слышал, моряк? Так что думай, где взять корабли. Иначе немцы так укрепят свою «Голубую линию», что потом ее с ходу не одолеешь.
Николай Герасимович слегка усмехнулся, но маршалу ничего не сказал.
Жуков долго и подробно изучал обстановку, сложившуюся на фронте, беседовал с генералом Масленниковым, адмиралом Октябрьским и другими военачальниками, и когда под вечер все уселись за ужин, весело заметил наркому ВМФ:
— Ты прав, моряк, высаживать сейчас крупный десант на Малую Землю нецелесообразно. Так и скажем Верховному.
— Вы позвоните ему сейчас, — попросил Кузнецов.
— А что, идея, моряк! — Жуков потянулся к столу, на котором стоял аппарат ВЧ, и взял трубку. Услышав голос Верховного, громко произнес: — Жуков докладывает, товарищ Сталин. Я насчет высадки крупного десанта. Мое мнение — перевозки на Мысхако усилить, чтобы наращивать там наши силы, а с высадкой десанта воздержаться… Есть, понял вас. Завтра вылетаю в Москву. — Он положил трубку и взглянул на Кузнецова. — Слышал, Николай Герасимович? Верховный со мной согласился. Так что не переживай…
Адмирал Октябрьский сопровождал наркома ВМФ в поездке по военно-морским базам. Когда на борту крейсера зашел разговор о десантах, он сказал:
— Я долго думал, анализировал… Причина неудачи в Южной Озерейке — плохое взаимодействие сил десанта с кораблями поддержки. Высадили туда почти полторы тысячи бойцов, но они так и не смогли удержать плацдарм. А вот на Мысхако было вдвое меньше людей — и успех!.. Да, тут явно моя промашка. Как бы Верховный не дал мне по шапке…
— Я хотел бы, чтобы ты, Филипп Сергеевич, извлек из этого должный урок! — сдержанно молвил Кузнецов.
— Да мне этот десант душу обжег! — усмехнулся Октябрьский.
В Потийскую базу Кузнецов прибыл в полдень. Весна здесь была в полном разгаре. Щедро палило солнце, все вокруг цвело и благоухало, не то что в столице. Нарком ВМФ побывал на Севастопольском морском заводе имени Серго Орджоникидзе (завод был эвакуирован в Поти, когда немцы рвались к главной базе флота), вручил рабочим переходящее Красное знамя наркомата. В плавдоке стоял крейсер «Молотов». Его командир капитан 1-го ранга Романов доложил:
— Работы идут полным ходом, товарищ нарком, днем и ночью!
— Это я и хотел услышать, — улыбнулся Николай Герасимович.
А вот сборка подводных лодок шла медленно, затянулась. Директор завода Сургучев заверил наркома, что коллектив наверстает упущенное.
— Мы же еще не завершили строительство эсминца нового проекта «Огневой»,
Всю дорогу, пока Кузнецов летел в Москву, он не переставал думать о том, что сказал ему Октябрьский: «Как бы Верховный не дал мне по шапке…» Сейчас Кузнецов мысленно ответил комфлоту: «Не даст, Филипп Сергеевич!» Но его ждало разочарование.
Сталин, хотя и был хмурый, спокойно выслушал его, уточнил ситуацию на Черном море, потом вдруг спросил:
— Кого вы можете рекомендовать на должность командующего Черноморским флотом? — И, увидев на лице наркома смятение, жестко добавил: — Ставка приняла решение сместить Октябрьского.
Николай Герасимович понял, что попытка защитить комфлота обречена на провал, и предложил кандидатуру вице-адмирала Владимирского.
— Давно он командует эскадрой? — спросил Сталин.
— С тридцать пятого года.
— Приглашайте его в Ставку, и будем назначать. Да, еще… Готовьтесь к поездке на Волгу. Обстановка там меня тревожит. Переговорите с наркомом морского флота, он только что вернулся с Волги…
Кузнецов посмотрел на часы. Пора Ширшову прибыть в наркомат ВМФ, но его что-то нет. Петра Петровича Ширшова, ученого-океанолога и гидробиолога, Николай Герасимович знал давно и восторгался его мужеством. Ширшов особо проявил себя на станции «Северный полюс»{Станция «Северный полюс» — первая дрейфующая научно-исследовательская станция, организованная на дрейфующих льдах Северного Ледовитого океана в 1937–1938 гг.}. В прошлом году его назначили наркомом морского флота. Тогда же в задушевной беседе он поведал Николаю Герасимовичу, как жилось ему на льдине, как она вдруг треснула и смельчаки оказались в опасности. Тогда на помощь им сквозь льды пробились ледоколы.
— Я с Федоровым попал на «Таймыр», а Папанин и Кренкель — на «Мурман». На льдине мы прожили двести семьдесят четыре дня!
— Это — подвиг! — сказал Кузнецов.
— Может быть, но я как-то об этом не думал…
Сейчас Кузнецов не мог больше ждать Ширшова и позвонил ему.
— Петр Петрович, я же вас жду!.. Ах, вы только что возвратились из Ставки? Понял… Мы с Шашковым летим в Сталинград, вы туда не собираетесь?
— Я оттуда недавно вернулся, — возразил Петр Петрович. — Еще бы туда слетал, но Председатель ГКО дал мне новое задание. Мне надо повидать Папанина и поговорить с ним насчет Арктики. Там ведь тоже есть наше хозяйство… А на Волге сейчас идет настоящая война. По реке плывут суда с нефтью, а «юнкерсы» бомбят их, на фарватер сбрасывают мины… Николай Герасимович, приезжай ко мне, кое-что хочу тебе посоветовать.
— Еду, Петр Петрович, только на час, не больше: у меня встреча с Шашковым в наркомате…
Вернулся к себе Николай Герасимович довольный. Что и говорить, опыт по морской части у Ширшова большой, и его совет дать на Волгу как можно больше тральщиков, чтобы уничтожить все мины, как нельзя кстати. А вот о секретаре Сталинградского обкома партии он отозвался нелестно. Тот часто звонит Сталину, жалуется на военных моряков да и на самого наркома: мол, не принимает должных мер, «Ты, Николай Герасимович, душу этому Чуянову не открывай, иначе вождь все будет знать!» — сказал Ширшов.