Кузнецов. Опальный адмирал
Шрифт:
— Извините, Николай Герасимович, эту ночь почти не спал. Трижды вызывал Верховный, дважды звонил мой начальник маршал Василевский… Так вот, что касается вас в предстоящей операции, — продолжал Антонов, — руководство десантом возлагается на командующего Черноморским флотом адмирала Владимирского, и об этом ему уже сказано. А командира силами высадки подберите сами. Нужен энергичный, толковый адмирал. Через день-два вас вызовут в Ставку. Так что обсудите это дело в Главморштабе…
— Будет сделано, Алексей Иннокентьевич. — Кузнецов встал.
Разговор в наркомате ВМФ был предметным. По наметкам Главморштаба Черноморский флот мог выделить для десанта около 50 кораблей, в том числе крейсера. Исполняющий обязанности начальника
— Высадка в Цемесской бухте и в порту будет нелегкой, — предупредил адмирал Ставицкий. — Когда мы с вами, Николай Герасимович, в апреле-мае были в тех местах, то воздушная аэрофотосъемка показала, что немцы сильно укрепили Новороссийск. Доты и дзоты, вкопанные в землю танки, у самой воды — пулеметные доты, на молах и пристанях — колючая проволока в несколько рядов, мины…
— Ясное дело, не зря же немцы назвали свою оборону «Голубой линией», прорвать ее будет нелегко, — произнес Кузнецов. — Назначить командиром высадки десанта я предлагаю адмирала Холостякова. У него, пожалуй, в этом деле опыта больше, чем у кого-либо.
— Я тоже хотел предложить его кандидатуру, — подал голос адмирал Исаков. — Георгий Никитич хорошо проявил себя в Керченско-Феодосийской операции.
— Крепко понюхал пороху, что и говорить, — заметил нарком. — Полагаю, нас не подведет. И вообще, товарищи, нам надо больше доверять людям, это окрыляет их. Приказ, конечно, свят для каждого, в нем и сила большая заключена, но если человек не пропустил приказ через свое сердце, то ничего героического от него не жди…
В ночь на 10 сентября корабли и десантные суда вышли из Геленджика, а в три часа ночи внезапно для врага начали высадку десанта в Новороссийском порту. Боносетевые заграждения, прикрывавшие вход в бухту, были уничтожены взрывами торпед, которые выпустили по ним торпедные катера. Вскоре перешли в наступление основные силы 18-й армии генерала Леселидзе. Пять тысяч десантников обрушили удар на врага! Пять дней немцы яростно сопротивлялись, а на шестой их оборона была смята и Новороссийск был взят!
«Теперь на очереди Севастополь», — вздохнул Кузнецов. Он почувствовал, что ему стало легче.
«Дуглас» наркома ВМФ приземлился на аэродроме в Москве. Перелет с Черного моря был трудным — дул сильный ветер, самолет бросало из стороны в сторону. И в столице погода выдалась скверной: сыпал дождь, над городом нависли черные лохматые тучи. Точно такая же погода в Москве была в октябре сорок первого года.
Покинув самолет, Кузнецов взглянул на часы — начало седьмого. «В наркомате, видимо, еще никого нет, кроме дежурной службы, — подумал он и все же решил туда заехать. — Потом надо дома выспаться, а уж потом собраться с мыслями и пойти на доклад в Генеральный штаб». Но едва он вошел в свой кабинет, как в дверях появился вице-адмирал Степанов. Николай Герасимович поздоровался.
— Чего так рано, Георгий Андреевич? Что-нибудь случилось?
— Да, то есть… — смутился Степанов. — Вчера в час ночи в Главморштаб звонил товарищ Сталин, он распорядился вызвать вас в Москву. Это я для того, чтобы вы знали… Что еще? — Он натянуто улыбнулся. — Чуть не забыл… Адмирал Головко со своей оперативной группой сейчас в Архангельске, откуда будет руководить операцией по выводу из Арктики в Белое море ледокола «Сибирь» и ледореза «Литке», а также других судов и транспортов. Операция начнется через две недели. — Степанов подошел к карте, висевшей над столом, указкой обозначил те места, где находятся ледоколы, суда и эскортные силы. — Командующий Беломорской флотилией Кучеров, на которого возложено непосредственное командование ледоколами и эскортными силами в море, —
— Не понял, поясни. — Глаза наркома пытливо сощурились.
— Район от бухты Тикси до Карских ворот напичкан минами, и Головко приказал конвою следовать по большим глубинам — там нет донных мин — и во льдах, чтобы избежать атак подводных лодок.
«Умен Арсений Григорьевич, этого у него не отнимешь, — усмехнулся про себя Николай Герасимович. — Уж если наметил какую операцию, все до мелочей продумает». Нарком взглянул на Степанова. Тот продолжал:
— Вчера поздно вечером я получил донесение комфлота, бригаду эсминцев он направляет к Карским воротам для охраны ледоколов на самом опасном участке перехода.
— Можно надеяться, что судов на переходе не потеряем? — Кузнецов устало провел ладонью по лицу.
— Есть такая уверенность, товарищ нарком.
Николай Герасимович сказал Степанову, что скоро пойдет в Ставку.
— Передайте Галлеру, чтобы подготовил справку по Крыму. А вы держите на контроле вывод ледоколов из Арктики.
— Как случилось, что комфлот Владимирский потерял в море три корабля? — вдруг спросил Степанов.
— Когда вернусь из Ставки, Георгий Андреевич, мы в Главморштабе обсудим это происшествие, — ответил нарком. — А сейчас я хочу набросать те вопросы, которые хотел бы поставить в Ставке.
Оставшись в кабинете один, Николай Герасимович позвонил домой. Жена обрадовалась.
— Я так волновалась за тебя, Коленька… — В ее голосе он уловил дрожь. — Хотя бы позвонил…
Он сказал, что сделать этого не мог: пришлось вылететь ночью и на день раньше, чем намечал.
— И сейчас не могу приехать домой. Хотя и собирался отоспаться, но не выгорело… Жди к обеду. Куда тороплюсь? В Ставку… До встречи!
Кузнецов положил трубку, прошелся по кабинету. Мысль о том, что на Черном море немцы потопили три наших корабля, саднила душу, не давала покоя… Нет, не все до конца продумал Владимирский, и как бы ему не перепало от Верховного. Началось все 5 октября вечером. Кузнецов прибыл на КП флота, и адмирал Владимирский доложил ему, что в ночь на 6 октября он решил провести операцию: в портах Феодосии и Ялты скопилось немало вражеских кораблей и судов. Командующий фронтом генерал Петров поддержал эту идею, имея в виду приказ Верховного всеми имеющимися средствами срывать вражеские перевозки. Отряд кораблей — лидер «Харьков» и эсминцы «Беспощадный» и «Способный» — возглавил командир дивизиона эсминцев капитан 2-го ранга Негода.
— Корабли прикрывает авиация? — спросил нарком.
— Выделены истребители дальнего и ближнего действия, — подтвердил комфлот.
После ужина оба поднялись на КП. Ночное небо было угрюмое. С моря дул ветер. Владимирский, как и условились, на связь не выходил, дабы не демаскировать корабли десанта. Но по времени операция была уже в самом разгаре, и он ждал донесения. И оно поступило. Негода информировал его о том, что на эсминцы выходили в атаку немецкие катера, но безуспешно. Наши корабли повредили два катера, остальные скрылись. Лидер «Харьков» успешно обстрелял порт, вражескую батарею, открывшую по кораблю огонь. Позже все три корабля встретились в заданном районе. Вот тут-то все и произошло… Над кораблями неожиданно появился немецкий самолет-разведчик. Истребители, сопровождавшие корабли, сбили его. Летчики на парашютах упали в море, и Негода приказал командиру эсминца «Способный» выловить их из воды: мол, они могут дать ценные сведения. Пока это делали, наступил рассвет и в небе показались «юнкерсы». Они начали бомбить корабли. В лидер «Харьков» попало несколько бомб, и он потерял ход. Адмирал Владимирский приказал эсминцам взять его на буксир. Однако Кузнецов категорически возразил против этого: