Кузнецов. Опальный адмирал

Золототрубов Александр Михайлович

В голосе наркома ВМФ Сталин уловил обиду и, возможно, поэтому заметил с ехидцей своему соратнику:

— Вячеслав, может, ты желаешь прокатиться в те края? Я готов дать тебе свой вагон и взвод автоматчиков для сопровождения.

Перед отъездом Кузнецов снова зашел к Верховному, но тот был занят. Наконец из кабинета вождя вышел Поскребышев.

— Николай Герасимович, можете войти… — Он вскинул глаза. — Не забудьте, пожалуйста, позвонить Верховному, как только прибудете в штаб Юго-Западного фронта генерала Малиновского…

Прилетел в Краснодар Кузнецов днем. Хотя в воздухе самолет сильно болтало от встречного

ветра и наркома даже затошнило, он, не теряя времени, поспешил в штаб Северо-Кавказского фронта к генералу Петрову. Комфронта он застал сидевшим за столом над картой.

— Раньше, Иван Ефимович, я считал вас оборонцем, теперь же вы доказали, что это не так. Хорошо провели операцию по разгрому немцев на Таманском полуострове. Так что миф об оборонце развеян, — произнес нарком.

— За Тамань и твои моряки крепко дрались…

Кузнецов сказал, что был в кабинете Сталина, когда тот получил донесение о том, что на Кубани и Таманском полуострове «не осталось ни одного живого немца, кроме пленных».

— И что Верховный? — поинтересовался Петров, сняв очки и протирая их платком.

— Он был очень доволен! — После паузы нарком ВМФ добавил: — Послал меня снова на Черноморский флот в связи с подготовкой к новой десантной операции.

Петров надел очки, поправил их на носу.

— Пожалуй, мне больше, чем кому-либо, повезло с моряками, — улыбаясь краешками губ, сказал он, поблескивая серыми быстрыми глазами. — Я с ними плечом к плечу и под Одессой, и под Севастополем, и под Новороссийском. Теперь вот скоро будем брать Керчь, и вновь судьба сводит меня с моряками. Ты, Николай Герасимович, в честь этого подарил бы мне небольшой катерок? — Петров шутливо подмигнул. — Кончится война, и буду я ходить на катеришке на рыбалку, дышать свежим воздухом. Ну как, подаришь?

— Что вам катеришко, Иван Ефимович? Под вашу опеку я могу отдать и сторожевой корабль!

— Ладно, Герасимыч, шутки в сторону. Знаешь, о чем я сейчас вспомнил? О том, как летом сорок второго уходил из Севастополя на подводной лодке. Здорово нас тогда бомбили немецкие катера и самолеты. Если честно, то я не думал, что останусь живой…

Они вышли во двор перекурить. Вечерело. Солнце скатилось к горизонту: румяно-багровое, оно хоть и светило, но почти не грело. Осень выдалась холодная, с моря дул сырой ветер, по утрам пронизывало до костей. Генерал Петров, высокий, худой и сутулый, задумчиво смотрел на море. В его пытливых глазах затаилась печаль, и, видя это, Кузнецов почувствовал себя неловко. Пришел он к Петрову, видимо, некстати, когда того тревожили какие-то мысли. Может, уйти в штаб, оставив его наедине с этими мыслями?

Петров обернулся:

— Там, на КП, — он кивнул на небольшой каменный домик, стоявший у среза моря, — начальник штаба готовит карты, так что давайте вместе еще разок поколдуем над ними. Меня что волнует? Нам придется форсировать Керченский пролив на виду у врага, под его кинжальным огнем. Да, придется нашему брату нелегко. А надо будет переправить через пролив не роту и не полк, а целую армию!

— Я вас понимаю, Иван Ефимович, — отозвался нарком ВМФ. — Но десанты и высаживают там, где особенно жарко…

Петров снял очки, протер стекла. Солнце выглянуло из-за туч и осветило его озабоченное лицо, словно вылитое из бронзы.

— Если говорить о твоих моряках, то при штурме Керчи на них я могу рассчитывать. А ты, кстати, на мою пехоту обиды не таишь?

— Пехота — царица полей! — воскликнул нарком ВМФ.

— Полей — да,

царица, но не моря, — серьезно возразил генерал. — Я видел, как тонули в море корабли. Моряки крепко держались на воде, а бойцы камнем шли на дно, потому что не умели плавать. Если хочешь знать, у меня от этого сердце болело. — И, как бы подводя итог всему разговору, он добавил: — Любой командир должен думать не только о победе, но и о том, какой ценой она ему достается.

К ним подошел начальник штаба фронта генерал Ласкин.

— Товарищ командующий, все готово, прошу вас пройти, — доложил он. Потом взглянул на наркома ВМФ: — Товарищ адмирал, рад вас видеть на нашей земле!..

Они вошли в штаб. На длинном столе лежали карты, циркуль, карандаши. Можно приступать к делу, но генерал Петров поручил Ласкину накрыть в соседней комнате стол.

— Я еще не обедал, да и наш гость перекусит с дороги… Да, на очереди — Керчь, — продолжал Петров, усаживаясь за стол и приглашая наркома сесть. — Крепкий орешек. Десант должен захватить оперативный плацдарм, чтобы потом развернуть наступление и во взаимодействии с войсками Южного фронта, который будет наступать с Севера, через Перекопский перешеек, освободить Крым. Гложет меня, однако, сомнение… — Он хитро прищурил глаза.

— Какое? — спросил Кузнецов.

— Комфлот Владимирский сказал мне, что у него мало плавсредств для высадки десанта. И потом, — голос генерала отвердел, — нам придется питать десант. Люди первого броска сразу же вступят в бой, и тут важно как можно скорее подбросить новые силы, иначе немцы перебьют десантников. Так что прошу Владимирского помочь в этом деле.

Затем генерал Петров поделился с наркомом ВМФ своим замыслом о предстоящем наступлении. Говорил он весомо, в его словах чувствовались уверенность и твердость духа. Узнав о том, что Кузнецов поедет в штаб Черноморского флота, чтобы обговорить ряд вопросов с адмиралом Владимирским, Петров признался, что сердит на комфлота.

— Потерял три корабля, а мне от Верховного досталось, и я очень переживал. Но слава богу, из колеи не выпал. Да, а вы знаете, что Гитлер снял командующего семнадцатой армией генерал-полковника Руоффа после поражения на Таманском полуострове? Теперь эту армию возглавил генерал-полковник Енеке. Выходит, моя голова чего-то стоит!

— Еще как стоит, Иван Ефимович! — улыбнулся Николай Герасимович.

После ужина Кузнецов на «Виллисе» выехал в Новороссийск. Машина бежала по дороге, по обеим сторонам ее чернели разбитые немецкие танки, обгоревшие машины, минометы, орудия. Боец — водитель, сероглазый, с прокуренными усами, сбавив скорость, усмехнулся:

— Фрицы так драпали, что побросали новые танки!

«Виллис» подпрыгнул на ухабе, и Кузнецов едва не ударился головой о переднее стекло.

— Земля тут вздыбилась от снарядов, так что километра три придется ехать как на пружине, — пробурчал боец, лихо сдвинув набок шапку-ушанку.

Подъехали к бухте. Город лежал в развалинах. Дома разрушены, кое-где уцелели стены да печные трубы. Пахло горьким дымом и горевшей нефтью.

— Поворачивайте к штабу военно-морской базы.

— К адмиралу Холостякову? — Глаза у водителя заблестели. — Я с ним лично знаком. Вот это мужик! Когда фрицы прижали группу моряков у цементного завода, он схватил автомат и первым бросился в атаку, швырнув подряд три гранаты… Сказать вам по секрету, я даже чаевничал с адмиралом. Мы земляки с ним — оба родились в Барановичах. Отцы наши работали машинистами на Полесской железной дороге.