Квантовая ночь
Шрифт:
— «Разрешение от бремени», — повторила Диккерсон. — Замысловатый оборот. — Она бросила взгляд на присяжных. — Для тех из нас, что привыкли выражаться проще: что такое «разрешение от бремени»?
— Роды.
— Другими словами, мистер Марчук, вы считаете, что аборты — это нормально. Вы считаете — я нахожу это почти невозможным произнести вслух, но именно это сказано в зачитанных вами абзацах верно? Вы даже считаете, что инфантицид — это нормально. Но вы против смертной казни.
— Как сказал бы Питер Зингер…
— Пожалуйста, сэр, этот вопрос подразумевает однозначный ответ, «да» или «нет». Вы противник смертной казни независимо от
— Да.
— И вы поддерживаете аборты?
— Я поддерживаю увеличение общественной пользы и максимизацию человеческого счастья, так что…
— Опять же, сэр: «да» или «нет»? В подавляющем большинстве случаев, когда женщина может захотеть сделать аборт, вы стоите за то, чтобы позволить ей это?
— Да.
— И существуют даже случаи, когда инфантицид — убийство уже родившегося ребёнка — согласно вашим взглядам, может быть приемлемо?
— Основываясь на…
— «Да» или «нет»?
— Да.
— И ваша цель здесь — убедить добропорядочных граждан, членов этого жюри, в том, что казнь обвиняемого может быть морально неприемлемой?
Я развёл руками.
— У меня нет другой цели, кроме как объяснить детали разработанного мной метода, но…
— Никаких «но», сэр. И больше никаких вопросов. Ваша честь, обвинение с облегчением заявляет, что закончило опрос данного свидетеля.
5
Я говорил, что меня не тревожит, когда люди изучают моё резюме, и это правда — за одним исключением. Когда в него смотрят собратья по академическому цеху, они качают головами, увидев, что я преподаю в том же заведении, в котором учился студентом; это всегда считается подозрительным. Хотя я люблю веб-тест Университета Торонто, где вас просят определить, кто изображён на фотографии — бомж или профессор, от нас, искателей академической карьеры, ожидают скорее схожести с самцами шимпанзе: когда мы достигаем зрелости и начинаем демонстрировать вспыльчивость и упрямство, мы должны покинуть родное стадо и никогда в него не возвращаться. «С возвращением, Коттер» [7] — довольно-таки поганый сценарий для школьного учителя; для университетского преподавателя это несмываемая печать.
7
Американский сериал конца 1970-х о том, как школьный учитель приходит работать в школу, в которой учился сам.
Но моя академическая карьера от бакалавриата до пожизненного контракта проходила здесь, в Университете Манитобы — я вернулся из Атланты вчера вечерним рейсом. Когда меня спрашивают, почему, я обычно привожу несколько причин. «Нежные чувства к жутким холодам», шучу я, или «Непреходящая любовь к комарам». Настоящей же причиной был Менно Уоркентин.
Когда я поступил в Университет Манитобы в 1999, Менно вёл тот же самый вводный курс психологии, который сейчас веду я. Тогда мне было восемнадцать, а Менно пятьдесят пять. Сейчас ему семьдесят четыре, у него звание профессора эмеритус, что означает, что он на пенсии, однако, в отличие от тех задниц в прямом и переносном смысле, которым указали на дверь, ему всегда рады на факультете, и хотя и получая лишь пенсию, а не зарплату, он всё ещё имеет право вести исследования, быть научным руководителем у аспирантов и прочее. И все эти годы он был моим другом и наставником — я потерял счёт часам, проведённым в его или моём офисе за трёпом обо всём или разговорами о работе и жизни.
За годы, прошедшие с моего студенчества, изменился не только его возраст и профессиональный статус; он потерял зрение. Хотя он болел диабетом, который довольно часто приводит к слепоте, диабет тут был не при чём. Зрение он потерял в автомобильной
Я нашёл Менно сидящим в его кабинете с наушниками на голове, слушающим экранного чтеца. Его здоровенная собака, немецкая овчарка по имени Пакс, уютно свернулась у его ног. Заднюю и боковые стены его кабинета закрывали тёмно-коричневые стеллажи, но на них всё располагалось либо на верхних полках, либо глубоко у самой стены, чтобы он не мог ничего случайно скинуть на пол. Я в своём кабинете складываю стопки распечаток и папок прямо на пол, у него же на полу не было ничего, обо что он мог бы споткнуться. В его кабинете было большое окно, выходящее не на улицу, а в коридор, и белые вертикальные жалюзи были закрыты, как я полагаю, из принципа — если он не может видеть, что творится снаружи, то и оттуда внутрь заглядывать нечего.
Однако сегодня день был жаркий и дверь была открыта, и как только я вошёл, Пакс вскочила и ткнулась мордой Менно в бедро, предупреждая его, что кто-то пришёл. Он снял наушники и развернулся; в его обсидианово-чёрных очках отразилось моё лицо.
— Здравствуйте?
— Менно, это Джим.
— Падаван! — этим прозвищем он меня называл ещё со студенческих лет. — Как твоя поездка?
Я уселся на стул, а Пакс снова устроился у ног Менно.
— Прокурору практически удалось меня дискредитировать.
— Ну, это его работа.
— Её работа. Но да, ты прав.
— Вот как.
— И она вытащила на свет кое-что из моего прошлого.
Менно сидел в красновато-коричневом кресле директорского типа. Он откинулся на спинку; живот выпятился, как пляжный мяч.
— Да?
— Кое-что, чего я сам не помню.
— Что именно?
— Ты помнишь 2001-й?
— Конечно. Ходил в кино, когда его в первый раз показывали.
— Не кино, — сказал я. — Год.
— О. — Он состроил на лице гримасу «как я мог забыть». — Конечно.
— Жан Кретьен тогда был премьером, да? А Джордж Буш-младший только-только стал президентом США.
— Гмм… да. Верно.
— А какое было самое известное событие в 2001 году?
— Ну, 11 сентября, очевидно. Кроме этого ничего не припоминаю, хоть убей.
— Но ты можешь.
— Что?
— Ты мог бы вспомнить и другие события, если бы немного подумал, верно?
— Вероятно.
— А я — нет, — сказал я.
— Что ты имеешь в виду?
— Прокурор озадачила меня статьёй о моём деде из «Виннипег Фри Пресс». Я утром сходил в университетскую библиотеку и взял микрофильм с этим номером. Я стал просматривать другие заголовки, но в памяти на них ничего не отзывалось, как и на заголовки первой полосы «Фри пресс» за соседние дни. Так что я полез в интернет и нашёл обложки «Тайм» и «Маклинс» [8] за 2001 год. Я не смог узнать ни одной из публикаций до лета этого года. Двухтысячный — без проблем. Вторая половина 2001-го — да, всплывает в памяти. Но первые шесть месяцев 2001-го — пустота. Первое, что я смог вспомнить из того года — день после Дня Канады. Первое июля в том году выпало на воскресенье, так что второе было выходным днём. Я помню, как обозлился за то, что пошёл в понедельник за посылкой на почту и обнаружил её закрытой на выходной. — Я развёл руками. — Я потерял полгода жизни.
8
Популярный канадский общественно-политический журнал.