Квартира 69: Впустите ведьму в дом!
Шрифт:
– Хороший будет день, не правда ли? – не выдержав давления молчанием выдал Евгений, кивнув головой в сторону солнечного света.
Лишь после сказанного Болтунов подумал, что вопрос прозвучал как-то неэтично по отношению к его собеседнику, у которого судя по всему начало дня хорошим не назовешь.
Странный пассажир, слегка повернув шею и прищурившись от яркого света, ударившего его в еле приоткрытые глаза, вновь уставился на Болтунова и утвердительно кивнул, по всей видимости соглашаясь со сказанным. Затем его ровные худые губы зашевелились и что-то сначала непонятное послышалось из его рта. Не то он просто выдохнул, не то что-то
Наконец с пятой попытки, Странный пассажир выдавил:
– Прошу прощения, любезный! – сосед Болтунова сделал паузу, сглотнул слюну, и после небольшой разминки губ, выговаривая каждую букву, добавил – Я уже как полгода ни с кем не разговаривал. Все как-то было не с кем, знаете ли!
Евгений понимающе кивнул.
– Прекрасно Вас понимаю! Я тоже недавно стал жить совершенно один. Порою, как Вы и говорите, хочется поболтать с кем-нибудь, с какой-нибудь живой душой, а не с кем! Пришлось даже рыбок себе завести, чтобы не сойти с ума. Вот, каждое утро их кормлю и разговариваю с ними!
Странный пассажир еще внимательней посмотрел на Болтунова и ухмыльнувшись во все свои двадцать четыре желтых зуба, протянул:
– С рыбками значит общаетесь… Мг!
Сосед Болтунова слегка наклонился вперед и протянул Евгению бледную, исцарапанную с грязными ногтями на пальцах руку и с присущей ему сложностью выговаривания, представился:
– Дмитрий Степанович Чешочкин!
Фамилия странного собеседника показалась Евгению забавной. Болтунов быстро схватил и пожал руку новоиспеченного знакомого и тут же ощутил холодное и крепкое, словно сталь, рукопожатие. Легкая дрожь тут же пробежала по его телу и исчезла где-то в его ногах. Что-то острое кольнуло его в сердце. Казалось, что оно стало биться чуть реже обычного. Дыхание успокоилось и стало не таким уж частым. И даже звук поезда стал тише и вскоре практически исчез. Сложилось ощущение, что поезд как будто парит над рельсами, лишь изредка легко-легко касаясь колесами стальных шпал.
– Евгений Болтунов! – почтительно представился в ответ Евгений.
Когда их рукопожатие ослабло и распалось, Чешочкин полюбопытствовал у Евгения о том, куда он едет в столь ранний час.
Болтунову было приятно, что хоть кто-то интересуется его нынешними делами. Почувствовав себя комфортно, Евгений закинул нога за ногу и резюмировал:
– Еду на работу в Злобиногорск. У меня там небольшой роллет, где я продаю странные вещи. Так и работаем.
Чешочкин, по всей видимости был настолько наслышан о деятельности Болтунова, что, услышав о работе Евгения восторженно воскликнул на весь вагон.
– О, прелестно! Так это Вы продаете странные вещи! И как, пользуется спросом?
Евгений на мгновения задумался, будто пролистывая в памяти дни посещаемости роллета и проводя какой-то анализ, но быстро закончил и ответил:
– Если честно, то ко мне больше приходит странных людей, чем я продаю странных вещей! – и после небольшой паузы добавил – Но, в любом случае спасибо за проявленный интерес!
Окинув взглядом Чешочкина и ничего не заметив кроме его самого, Болтунов полюбопытствовал:
– А куда, собственно говоря, Вы едете? И я, конечно, тысячу раз извиняюсь за столь деликатный вопрос, но что с Вами приключилось?
Дмитрий Степанович нисколько не смутился деликатного вопроса Евгения. Перед тем как ему ответить, он внимательно осмотрел свою грязную одежду, попытался отряхнусь пыльные рукава пиджака, заглянул в нагрудный карман рубашки и, скрестив ноги, подобрал их под сиденье. Затем, он снова посмотрел растерянными глазами на Болтунова и вопросительно пожал широкими плечами.
– Знаете, Евгений, я и сам пытаюсь найти ответ на этот вопрос с самого утра. И пока как-то все безуспешно.
И тут Болтунов впервые увидел, как на лице Чешочкина начали происходить самые настоящие изменения. Теперь вместо уже ставшей привычной для Дмитрия Степановича печальной гримасы, его лицо начало в буквальном смысле этого слово распухать и синеть. Его брови еще сильнее упали на и без того затекшие глаза, губы чуть выдались вперед, отчего щеки стали больше и были похожи на щеки хомяка. И даже уши Чешочкина, как безусловно могло и показаться Евгению, еще больше пообмякли, сделав его еще более лопоухим, чем еже ли он был ранее по приходу в вагон поезда. И в конце концов, компания из грусти, тоски и непонятного страха окончательно нарисовалась на его лице.
Тяжело выдохнув, Дмитрий Степанович начал рассказывать своему новому приятелю Болтунову все что он помнил. И к несчастью для Евгения эта история брала свое начало еще со времен родителей Чешочкина – военного офицера Степана Леонидовича и врача-терапевта Марии Владимировны. Болтунов услышал и о том, как перед тем, как осесть в Злобиногорске, его родители переезжали из города в город. При этом Дмитрий Степанович не скупился на подробности и описывал все так, как будто сам видел все рассказываемое собственными глазами. Затем, он коротенько, минут на тридцать, поведал о том, где, как и при каких обстоятельствах он появился на свет, как сложно давалась ему учеба в школе, о его ошибках молодости и самой невероятной несчастной первой любви. Рассказал он и о своей нереализованной творческой натуре и ранимой душе, а также о тех переживаниях и мыслях, которые его посетили, когда его прекрасная Алиса Николаевна бросив его, вышла замуж за Олега Никифоровича Преградого, начальника отдела снабжения механического завода.
Рассказ Дмитрия Степановича словно короткометражный фильм с цветным изображением проносился перед глазами Евгения. Он увидел и родителей Чешочкина, и его неверную Алису, и его хороших приятелей с деревообрабатывающего завода «Буратино», где рассказывающий не только проходил студенческую практику, но и проработал целых двадцать лет. Во всей красе Болтунов увидел свадьбу Чешочкина с его несравненной Зоей Мироновной, дочкой директора швейного предприятия «Паутинка». Увидел рождение его детей – Павла и Кристины. Дети Дмитрия Степановича буквально на глазах из младенцев превратились во взрослых людей, которые заведя собственные семьи съехали с родительского дома, оставив родителей в их большом двухэтажном кирпичном доме облицованным белыми блоками одних под присмотром кошки Анфисы и собаки Лаки.
Ранее странный, а теперь уже совсем знакомый и понятный Болтунову пассажир, довел свою историю до того момента, где его отношения с Зоей постепенно пришли в упадок и в итоге превратились в то, что происходило с выше упомянутыми Анфисой и Лаки, когда им приходилось делить еду из одной миски.
– Чтобы не расстраивать детей и внуков, мы решили разъехаться и не посвящали никого в наши дела. А на все семейные праздники, мы с Зоечкой садились вместе и играли счастливых родителей. Показывали нашим внукам, как прекрасно живут их дед и баба.