Квартирная страда
Шрифт:
— Да разв съ тобой можно разговаривать, если у тебя башка шашками занята.
Толстенькій господинъ снова переходитъ на «ты».
— Ужъ и шашками! — обидчиво отвчаетъ швейцаръ. — Я вотъ ключей не могу найти. Такъ и есть… Нтъ ихъ въ дверяхъ. Что за оказія! Ахъ, чтобъ теб! Куда-же это ключи-то длись? Словно чортъ ихъ взялъ, — разводитъ онъ руками и кричитъ въ пролетъ лстницы:- Аимья! Ключей здсь нтъ!.. Ищи въ сторожк.
— Да не отдалъ-ли ты ихъ старшему дворнику, когда
— А и то, можетъ быть, отдалъ. Поди спроси у него.
Толстенькій господинъ, взобравшись въ пятый этажъ, обливается потомъ. Онъ отираетъ платкомъ лысину и вопитъ:
— Ну, зачмъ, спрашивается, ты меня въ пятый этажъ втащилъ!
— Ахъ, господинъ! Да вдь кто-же зналъ, гд эти самые ключи… Да вотъ баба сейчасъ принесетъ. Аимья! Ты пошла, что-ли?.. Пожалуйте, господинъ, внизъ.
— Такъ восемьдесятъ пять рублей, шесть комнатъ, во второмъ этаж? — спрашиваетъ толстенькій господинъ, спускаясь по лстниц.
— То-есть оно, будемъ такъ говорить, что комнатъ-то не шесть, а пять только, но он большія! А за шестую мы корридоръ считаемъ. Теперича зала…
— Ну, такъ мн тогда и квартиры не надо. Мн нужно ни больше, ни меньше шести комнатъ.
— За то съ балкономъ. Везд паркетъ… Въ паркет звзда по средин.
— Все равно не годится.
— А въ четыре не годится? Только та по другой лстниц.
— Дуракъ!
Толстенькій господинъ быстро сбгаетъ съ лстницы. Въ подъздъ вбгаетъ швейцариха.
— Нтъ у старшаго дворника ключей! — восклицаетъ она, запыхавшись.
— Какъ нтъ? Не можетъ быть! Гд-же они? — задаетъ себ вопросъ швейцаръ, начинаетъ ощупывать свои карманы и восклицаетъ: — Вотъ они! Въ карман! А я-то… Господинъ! Господинъ! Куда-же вы?.. Позвольте… Посмотрите квартирку-то! Ключи нашлись! — кричитъ онъ толстенькому господину.
Но тотъ уже выскочилъ изъ подъзда.
III
— Вдь, вотъ, въ три дня мы дв улицы обгали, тысячъ десять ступеней измнили…
— Ужъ и десять тысячъ! Скажешь тоже…
— Ну, восемь. Да дло не въ этомъ…
— И пяти тысячъ ступеней не измрили.
— Ну, пять, пять… Пусть будетъ по-твоему.
— Да нтъ пяти тысячъ…
— Ну, четыре. Вчно ты любишь спорить. Ахъ, ужъ эти женщины! — вздохнулъ тучный, небольшого роста, мужчина, снялъ шляпу и сталъ вытирать платкомъ потное лицо и лобъ.
Онъ только вышелъ въ сообществ жены изъ воротъ каменнаго дома на улицу.
— Четыре тысячи ступеней измрили, — продолжалъ онъ. — Квартиръ тридцать осмотрли…
— Да и четырехъ нтъ, — снова возразила она. — Если считать тридцать квартиръ
— Фу, какъ ты любишь, Лизочка, спорить! Это чортъ знаетъ что такое!
— Но зачмъ-же преувеличивать? Три тысячи… Да и того не будетъ.
— Три, три тысячи. Пусть будетъ по твоему. Мн все равно. Три тысячи ступеней измрили, разъ пять съ тобой поссорились, и все-таки не нашли даже мало-мальски подходящей для себя квартиры. Вотъ ужъ когда можно сказать, что Питеръ-то клиномъ сошелся!
— А все оттого, что мы не такъ ищемъ. Ну, зачмъ намъ непремнно Владимірская, Пушкинская и Николаевская улицы!
— Чтобы было мн къ мсту службы поближе, къ мсту службы. Понимаешь? — старался пояснить мужъ.
— Да вдь ты все равно на службу на извозчикахъ здишь.
— Ахъ, какъ трудно такъ разговаривать! Тебя, душечка, въ ступ не утолчешь!
— Тебя не утолчешь. А меня-то всегда можно утолочь, — отвчала жена и спросила:- Ну, что-жъ, такъ ты и будешь битый часъ стоять за воротами на улиц и отираться платкомъ? Вдь, при такихъ порядкахъ, квартира не найдется.
— Усталъ. Какъ ломовая лошадь усталъ. Ноги подламываются, — проговорилъ мужъ. — Вдь, я все-таки постарше тебя годковъ на шесть.
— Ужъ и на шесть! Прямо на десять, — замтила жена.
— Ну, на десять, на десять. Не хочу спорить. Господи, хоть-бы приссть гд-нибудь и отдохнуть.
— А вотъ, ваше высокоблагородіе, у насъ напротивъ портерная, — проговорилъ стоявшій у воротъ дворникъ, только что сейчасъ показывавшій супругамъ квартиры и слышавшій весь разговоръ.
— Дуракъ! Видишь, я съ дамой…
— У насъ и съ дамскимъ поломъ въ эту портерную ходятъ. Портерная чистая.
Взглядъ презрнія былъ отвтомъ.
— Ну, что-жъ, двигайтесь-же впередъ, а то и не то еще услышите, — сказала мужу жена.
Онъ надлъ на голову шляпу и разбитыми ногами, переваливаясь съ ноги на ногу, пошелъ по тротуару, сильно опираясь на палку. Жена слдовала сзади.
— Господинъ! А господинъ! Ваше высокоблагородіе! А что-же дворнику-то на чай? Все ужъ слдовало-бы дать что-нибудь… — послышалось имъ вслдъ.
— За что? За какія блага? — обернулся къ нему тучный человкъ.
— Да какъ-же… Квартиры я вамъ показывалъ, по тремъ лстницамъ вашу милость водилъ.
— Да вдь мы квартиры у васъ не сняли. Даже подходящей квартиры у васъ въ дом намъ не нашлось.
— Это ужъ не отъ нашей причины. А всегда дворникамъ даютъ. Помилуйте, мы этимъ живемъ. Давеча ужъ на что нмка смотрла квартиру — и та… А вы русскій человкъ.
— Ну, дай… Ну, пусть его подавится. Дай ему пятіалтынный, — сказала ему жена.