Кыш и Двапортфеля: Повести
Шрифт:
Только я сказал это про себя, как услышал мамин крик:
— Кыш! Вернись!
— Пруд не для купания собак! — строго заметил кто-то рядом. — Здесь даже нам, людям, купаться запрещено!
Я глазам своим не поверил: в пруду купался Кыш. Он, наверно, сообразил, что пруд не море, что бояться нечего, и решил освежиться после стрижки. Услышав мамин крик, Кыш послушно поплыл обратно, но в глазах у него было недоумение и недовольство. Лебеди забили по воде крыльями и как-то противно захрюкали — видно, пожалели воды.
Я так и объяснил собравшимся, что Кыш — воспитанный пёс, но его подстригли, а как известно, если после стрижки не помыться, то волосинки долго и неприятно колются.
ГЛАВА 58
В этот день мы часов до трёх купались, загорали и лежали в тенёчке. Я перечитал «Сказку о золотой рыбке», которую захватил с собой.
Сева, Симка и Вера тоже были на пляже. Они рассказали мне, что проявили плёнку и на карточках очень хорошо видно, как «Старик» и Жека заводят в пруд огромный сачок. Отпечатанные карточки ребята отнесли в милицию и дружинникам. «Старик» и Жека со своими девчонками сразу как в воду канули. Нашли лишь место их палатки, где остались только колышки, пустые консервные банки, пакеты от молока и незатушенный костёр.
Вера тоже рассказала, что сестры из «Кипариса» взяли павлина под постоянное наблюдение и поэтому за него теперь можно не беспокоиться. Он в надёжных руках.
Ребята, мне на зависть, ныряли с камней, плавали с масками наперегонки. Я подумал: «Неужели я не человек, а топор? Почему все плавают, а я тону? Надо научиться держаться на воде!»
Я вместе с мамой зашёл в море, набрал побольше воздуха, но не выдохнул его, а лёг на воду и стал колотить по ней руками и ногами. И вот — чудо! Мне показалось, что я немного продержался на воде! Я снова вдохнул и попробовал просто, вроде пузыря, спокойно полежать. И снова — чудо! Я полежал, и меня слегка покачала волна!
Я радовался и кричал про себя: «Ура! Держусь! Ура!» — даже подумал: а вдруг это золотая рыбка помогла мне научиться плавать, хотя я честно сказал, чтобы она этого не делала…
На радостях я побежал на лечебный пляж рассказать обо всём папе и нашёл его в машине времени. Папе здорово увеличили нагрузки. Он с трудом нажимал ногами на педали и двигал руками рычаги. Увидев меня, он промычал:
— Уходи! Не-е ме-ешай!
Экипаж других трёх кабин — Левин, Осипов и Рыбаков — тоже охотно тренировались, и сестра им сказала:
— Полегче… полегче! Процедурная ходит ходуном.
Никто на этот раз не просил меня перевернуть песочные часы раньше времени. Ждать мне надоело.
— Пап! Я научился плавать! — сказал я, вышел из процедурной и, перед тем как вернуться к маме, заглянул к папиным соседям. Все они только что вылезли из моря и загорали.
Федя, наверно, думая о Норде, неподвижным взглядом хмуро смотрел в небо. Милованов, накрыв лысину платком, дремал, а Торий решал шахматную задачу. Василий Васильевич отвёл меня в сторонку и сказал:
— Я сейчас сплавал на ваш дикий пляж и обо всём договорился.
— С кем? — Я ничего сначала не понял.
— С твоей мамой.
— И она разрешила?
— Всё в порядке. Если часов в пять утра я свистну вот так: «Фью-фью-фью, уфить-уфить-уфить», — сразу выходи. Понял? Свитер с собой возьми.
— Мой мы забыли в спешке, а папин стащили, — сказал я.
— М-да!.. Ничего. Мама даст тебе свою кофту. У неё есть кофта?
— Конечно. С начёсом… А откуда вы знаете, что… тот человек обязательно отправится этой ночью в горы? — спросил я.
— Узнал. После ряда умозаключений. Пока! До встречи.
Я залез на огромный камень, на котором загорали ребята, и сказал им, что операция «Лунная ночь» начнётся на рассвете.
— Только операцию нужно назвать не «Лунная ночь», а «Крымская ночь», — вдруг предложил Симка, и мы все согласились.
ГЛАВА 59
Мама, когда я вернулся, ни о чём меня не расспрашивала. Но изредка вздыхала, стараясь, чтобы я этого не заметил. Мне казалось, что вечер никогда не настанет.
— Да ты займись чем-нибудь. Не майся, — говорила мама.
Но я не мог ни читать, ни играть в слова, ни искать красивые ракушки и кусочки перламутра в куче серого морского песка, ни смотреть телевизор. И у Анфисы Николаевны было такое же настроение, как у меня. Она сначала читала, потом ходила от двери до калитки по садовой дорожке и без конца курила. Наверно, что-то вспоминала.
Я достал тёплые брюки и мамину кофту, сложил в мешочек приготовленные мамой бутерброды, решив не спорить насчёт них, а просто не брать — и всё. Что это за операция с бутербродами? Не хватало ещё белого воротничка! И чистого носового платка! И наконец пошёл спать, хотя было ещё рано. Но я ведь не выспался ночью и поэтому сразу заснул.
ГЛАВА 60
Разбудил меня Кыш, когда, рыча, выбирался из-под раскладушки. А его поднял на ноги свист Василия Васильевича: «Фью-фью-фью, уфить-уфить-уфить». Было ещё совсем темно, прохладно и тихо. Я в одну секунду оделся, бутерброды сунул под подушку и позвал Кыша. Он слегка дрожал, потому что спал первый раз в жизни раздетым, без шерсти.
— Не носись сломя голову по тропе и не лезь на скалы, — сказала мама, которая, оказывается, не спала.
— Ладно, — сказал я. — Говоришь, как будто я… детский сад. До свидания…
Василий Васильевич был в синем спортивном костюме и в темной кепке. На плече у него висела сумка с заграничными буквами.
— Доброе утро. А… он идёт впереди нас? — спросил я.
— Он давно уже на месте. Здравствуй!
Сначала я зашёл за ребятами. Их отец Сергей Иванович познакомился с Василием Васильевичем. Они о чём-то поговорили, а мы с Севой постучали в окошко дома, где жила Вера. Но из окошка высунулась заспанная бабка и злым шёпотом велела нам быстро уматывать.
— Я вам покажу, как полуночничать! — пригрозила бабка, и нам пришлось уйти в горы без Веры.