? la vie, ? la mort, или Убийство дикой розы
Шрифт:
Здесь же мы повстречали нимфоманку Стеллу… Это имя звучало как танец или сладкий леденец. Стел-л-ла. Ее верный друг и напарник, Виселица, был весьма образованным и галантным субъектом. Мы познакомились с ними в клубе «Полночный поцелуй». Девочки отошли в уборную, чтобы припудрить носик, и мы с Виселицей остались впервые наедине. Он с презрением оглядывал посетителей заведения, искоса смотрел на меня. Затем положил локти на стол, мы разговорились с ним об искусстве, тема зашла так далеко, что не могла уже пройти мимо любви. Тогда он немного разгоряченный выпивкой сказал мне:
— У тебя бывают приступы панического страха?
— Что?
— Ты когда-нибудь чувствовал, что это тело тебе не принадлежит
— Нет, такого я не испытывал… Хотя не знаю, возможно было дело… Только я уже этого не помню.
Он усмехнулся.
— Ты не знаешь самого себя, а уже пытаешься что-то понять в этом мире. Любовь, страдания, красота… Знаешь что такое любовь?
— Это самый сильный наркотик смерти. Поэтому она нас так привлекает.
— Неплохо, — похвалил он, откидываясь на спинку дивана. — Любовь — это всегда разрушение. Разрушение себя старого во имя другого существа. Либо разрушение того существа, как идола, которым ты не владеешь. С этой штукой есть два пути. Любовь всегда находится во тьме. Мы ищем ее и когда находим, исполняем роль героев и как истинный герой всех сказок, берем ее замуж, сочетаемся с ней святыми узами брака, — он произнес это с нотками сарказма. — Но есть и второй путь: все это время мы искали любовь только чтобы ее убить — окончательно и бесповоротно, без шанса на воскрешение. Здесь мы исполняем роль убийцы. — он на секунду замолчал, пригубляя свой коктейль, — Знаешь, — заговорил он чуть спокойней, — там, во тьме, я нашел свою любовь. И убил ее. Больше ее нет и никогда не будет… Ты спросишь, как мне живется после совершенного мной деяния? И я скажу тебе, в этом мире кому-то нужно играть роль убийц. Да, я убил свою любовь, но таким образом подарил для этого мира другого героя. Возможно, ты не поймешь того, пока не найдешь свою любовь и не примешь решения какому пути последовать.
Виселица взглянул на меня сквозь копну черных вьющихся волос. Его юное мальчишеское личико и эти недетские глаза, исполненные грязи и похоти. Он видел многое за свою краткую жизнь, но не переставал искать.
— Ты давно знаешь Стеллу? — спросил я.
Он задумался, засмотревшись на белокурую официантку, что принесла за соседний столик поднос с бокалами, а затем вдруг внезапно произнес:
— Стелла — сок, который сейчас в моем стакане. Стелла земля, от которой исходит свежий запах могилы и это приводит меня в возбуждение. Стелла мой путеводитель по миру вечного перерождения. Стелла — камень, о который я разбил свою голову и пролил свою кровь. Она кобра, она черная дыра, способная засосать в себя все что угодно. И меня засасывает в нее. Я уже себе не принадлежу. Я знаю о чем ты сейчас подумал, это не любовь, нет, не смейся надо мной, это нечто иное… гораздо хуже любви, будь она неладна.
У Стеллы была средних размеров грудь и упругая задница, способная вместить в себя любые извращенные фантазии больного безумца. Но она не каждого пускала в свой соблазнительный храм. Она жестоко играла, могла быть доброй, нежной и ласковой, и в любой другой миг совершенно холодной и отчужденной- она была мастером в этой игре. Не знаю, как она встретила Виселицу, но он единственный кто продолжил идти с ней дальше творить безумства в бренном мире.
После посиделок в баре, ближе к полуночи мы с Аделаидой, Стеллой и Виселицей отправились через глухие узкие улочки, наполненные костюмированными трупами, прямиком на концерт, где в опьяненной обстановке общей тоскливой эйфории в последний раз звучали песни, которые были пропеты многократно, но ещё никогда не отзывались так искренне, так проникновенно сильно в наших душах, словно за ними безвозвратно уходила целая эпоха. Fin de siecle, как говорится.
— Это всегда было
Мне никогда даже не приходилось стараться,
Да, это всегда было так легко…
Но последний день лета никогда не был так холоден,
Последний день лета никогда не был так холоден…
Финский вокалист Веллиталте жил на сцене, грациозно двигался, словно в медленном танце в такт со своей красивой партнёршей музыкой. Его голос завораживал и околдовывал всех присутствующих. Целая толпа загипнотизированных поклонников ощущала каждое мгновение — оно проходило по их мокрым возбуждённым телам электрическими разрядами. Энергия мрачного торжества заполнило все помещение и вгоняла в глубокий туманный транс. Когда же смолк последний сюрреалистический аккорд, была сыграна последняя пронзительная нота и голос вокалиста, нежным баритоном взлетевший вверх и опустившийся до низкого рычания, плавно прервался, сцена будто утонула под водой, затаив от напряжения дыхание…
Он обвел долгим взглядом публику: девушек и юношей, чьи глаза вдохновенно горели от восторга; чьи сердца бились как один в этой пьянящей духовности. Они хотели разорвать его на части, но лишь потому что обожали его. Сегодняшней ночью он был их полководцем.
— «Любовь холоднее чем смерть», — наконец озвучил в микрофон следующую песню. И как будто отдал приказ гитаре, владелец которой искусно начал перебирать на ней струны, изобретательно извлекая заунывно-меланхоличные мелодии, разрывающие помещение. Вскоре присоединились барабаны и вторая гитара, как безумный художник-импрессионист, добавила на холст новые оттенки чувств, чтобы преобразить и оживить сюжет.
Трагично звучала музыка. Как полет в небесном эфире над бесплодной землёй, где люди утопают в крови, но жаждут свободы. Он закрыл глаза и полностью отдался тяжелой, непокорной, возбуждающей энергии, сжимая в тонких пальцах микрофон, будто держался за руку любимой. Открыл губы и полилась другая мелодия, летящая из глубин юного готического сердца… О страдающем влюбленном ангеле и его милой возлюбленной, отравленной надежде и жизни, которая невозможна без подлой смерти. Их грешная связь, возникшая на почве святой и невинной любви, должна была закончиться чьей-то смертью. Его возлюбленную убили и поникший от горя Серафим вырвал своё кровавое, обладающее целебным свойством, ангельское сердце из груди, отдавая его ей, дабы она ожила. Он отправился за ней в Царство теней, чтобы, преодолев неописуемые преграды и искушения, вернуть любимую из мира мертвых.
Толпа неистовствовала и ликовала. Они пели вместе с ним. У многих на глазах выступали слезы. Я диву давался, как у него это выходит — эта мелодия заставила поверить всех в правдивость романтической истории. Сверх реальность открылась перед нами, обнажила тело и сокровенные ее участки.
По щекам Аделаиды также текли слезы. Ее большие темные глаза сияли космическим светом и отражали, словно небеса, концертные огни.
Веллиталте же продолжал, пребывая в песенном экстазе, наполнять маленький зал тысячью яркими образами, которые летали по сцене ожившими искрами, эльфами, феями и другими сказочными созданиями. Соединялись в узоры и формы.
Был сыгран финальный аккорд, софиты ярко зажглись, но лишь для того, чтобы тут же потухнуть, погружая сцену во тьму. Зрители вздрогнули от волнения. А затем площадка утонула в овациях, криках и писках возбужденной толпы, среди которой по-большей части звучал девичий визг, некоторые парни тоже кричали, поддерживая группу и в частности ее вокалиста, уже сошедшего со сцены.
Я решил отойти, чтобы подышать свежим воздухом. Мне вдруг захотелось прогуляться. Я видел какой радостной была Ада, она стояла рядом с Виселицей и Стеллой, наслаждаясь музыкой, пританцовывая, поэтому не стал ее отвлекать, не хотел беспокоить своими мыслями.