Лабинцы. Побег из красной России
Шрифт:
Верхом проезжая по селу, вижу в одном дворе полковую санитарную летучку. Какой-то мужчина свыше 50 лет, в штатском черном тяжелом пальто и неуклюже закутанный в башлык, по-штатски козыряет мне, при этом низко кланяясь. В нем я узнал своего полкового врача, которого видел впервые сутки тому назад.
— Почему Вы так одеты? — по-сыновьи спрашиваю его.
— Да я ведь не военный врач... и под Купянском перебежал к белым... прямо в 1-й Лабинский полк, ну в нем и остался служить, как убежденный политический противник большевиков, — говорит он мне просто, умно, хорошо и по-штатски. —
— Так чего же Вы одеты по-походному ? Выступаем же мы только завтра!
— A-а... господин полковник! Это не лишнее. Надо всегда быть начеку. А красным попасться я не хочу, — добавляет он.
Заинтересованный этим оригинальным и, видимо, очень умным человеком, я прошу зайти его ко мне на чай. И он пришел.
Оказывается, что он не только что врач, но и политический деятель. «Левее кадет», — как он сказал о себе. И вот — не выдержал «совето-державия», сознательно бежал от них, чтобы бороться против них.
— Если бы Вы знали, господин полковник, как крестьяне, да и рабочие, ненавидят красных! Казалось бы, еще раз толкни, и власть падет. И вот не знаю, почему мы отступаем? Мне-то, как врачу и человеку штатскому, у крестьян секрета не было. Но я верю, что наше отступление только временное, —• закончил он.
С полковником Булавиновым мы остановились в одной комнате и сразу же подружились. Мы говорим между собой, словно старые знакомые, и говорим откровенно, как это бывает среди кадровых офицеров, прошедших одну школу. Говорим искренне, бесхитростно.
Неожиданно в полк прибыл полковой казначей сотник Николай Ще-петной с авансом и жалованьем для всех чинов полка. Это было больше чем неожиданно. Щепетной так отчетливо отрапортовал мне о своем прибытии и был так легко и подтянуто одет, что я выразил ему свое удивление — как это он, такой молодецкий офицер, а занимает столь непочетный пост.
— Я готов всегда в строй, господин полковник, — отвечает он.
— Хорошо. Раздайте жалованье и останетесь в полку. И я, при первом же случае, казначеем назначу чиновника, — ответил ему.
Щепетной был очень щупленький и казался молодым. Учился в духовной семинарии, отлично пел в хоре, и мы с ним подружились надолго. Удивило меня, что он так молод и был женат. Дальнейшая судьба его очень интересна, она будет описана.
9 февраля, с утра, от полка приказано было послать офицерский разъезд силою в один взвод казаков в направлении на северо-запад, для связи с частями 1-го Кубанского корпуса генерала Крыжановского.
Назначен был хорунжий Михаил Копанев. Разъезд выступил, как часа через два была поднята тревога, что красная конница наступает на наше село. Приказано покинуть его.
Крупной рысью полки шли по главной улице на запад. 1-й Лабин-ский полк в хвосте всего корпуса. От генерала Фостикова получено приказание — в конце села выдвинуться прямо на север и обеспечить отход его дивизии.
Наша улица заканчивается площадью, которая замыкается с запада рядом крестьянских дворов. К югу — деревянный мостик через замерзшую речку, а к северу — снежный перекат, из-за которого ничего не видно — что там на севере?
Полк во взводной колонне идет широкой рысью. Из дворов спешно выскакивают запоздавшие казаки и присоединяются к общей колонне. На мостике закупорка хвоста колонны дивизии: конные казаки, артиллерия, обозные сани.
Не уменьшая аллюра лошадей, повернул полк прямо на север, чтобы быстрее ориентироваться в обстановке, карьером выскочил на гребень перевальчика и — что я увидел?!.
Густая масса красной конницы, во много превышающая численность нашего полка, в резервной колонне, широким наметом с севера шла на село в каких-нибудь 500 шагах от перевальчика. С шашками «наголо» и с дикими победными криками они неслись вперед, готовые сокрушить все на своем пути. Вижу, что наша контратака будет «смята» и их численностью, и уверенностью в победе. Я сорвался с переката вниз и бросил полк к мостику, который уже освобождался от хвостов дивизии, но где еще находился генерал Фос-тиков.
Скача с последней сотней своего полка, около моста вижу брошенные сани и некоторые наши орудия, перевернутые на неровностях. Было страшно, что красные врубятся в остатки наших рядов с печальным концом для нас.
Почему — неизвестно, но красные, заняв тот перевальчик, открыли по казакам только ружейный огонь. Кажется, здесь был ранен ружейной пулей генерал Фостиков.
Отходя с полком в юго-западном направлении от села, на перевале вижу генерала Науменко и являюсь к нему за распоряжениями. Он спокоен, но в недоумении. «Как все это случилось?» — спрашивает меня, командира арьергардного полка. Но я и сам не знал — как это случилось?
Приказав занять здесь спешенными сотнями все бугорки и к вечеру отойти в село Кулишевка, где будет сосредоточен весь корпус, Науменко покинул наши новые позиции. К удивлению, красная конница, заняв село, не стала преследовать нас. Этот бой произошел у села Жуковского.
Поздно ночью 1-й Лабинский полк вошел в село Кулишевка и присоединился к корпусу. Иду с докладом к начальнику дивизии, к генералу Фостикову, не зная еще, что он ранен. Генерал лежал посредине хаты, на полу, на сене, покрытый буркой. Картина была достойная художника, по своей фронтовой образности после боя. С ним был и начальник штаба дивизии, генерал-лейтенант, писавший какие-то распоряжения дивизии. Здесь же находился и командир 1-го Кубанского полка, молодой полковник А.И. Кравченко39. Он назначался временным начальником 2-й Кубанской дивизии.
Кравченко — выпуска 1911 года из Оренбургского казачьего военного училища, вместе с Атаманом Семеновым60 и полковником В.Д. Га-малием61.
Генерал Фостиков был эвакуирован на Кубань на следующий день. В тот же день весь корпус выступил в станицу Успенскую, в первую станицу на Кубани от Ставропольской губернии.
Трагическая гибель генерала Крыжановского со штабом
Чтобы были понятны причины отхода нашего корпуса, приведу разъяснения в послевоенной печати о событиях того дня: