Лабиринт Данимиры
Шрифт:
— Пожалуй, мне стоит поверить вам на слово… — Уголки его рта приподнялись симметрично, что, очевидно, у Кайлеана Карагиллейна Третьего означало безудержное веселье. — Что же вы будете? В вашем возрасте вы, наверное, привыкли соблюдать диету. Овсянку?
— В форточку овсянку, — нетерпеливо сказала я, вспрыгнув на стол. — Омара хочу. Давно уже хочу. — Я насупилась, вспомнив позорный вынос за шкирку. — А случай с тем омаром пусть тяжёлым камнем ляжет на вашу совесть.
— Абсолютно ничего не ляжет на мою совесть. В том случае вы сами были виноваты. Зачем вы так гнусно орали, Данимира Андреевна? Я был вынужден спасать свои бедные уши.
— Какие у вас нежные уши, кто бы мог подумать. И
— Так что же вы не донесли свои пожелания нормальным понятным языком, а завывали, как издыхающий… не знаю кто!
— Я завывала как издыхающий не знаете кто?! Да между прочим, Кайлеан Георгиевич, вы сами…
— Стоп! — вдруг скомандовал Кайлеан, одновременно выбрасывая в мою сторону руку и совершая какое-то хватательное движение. Обидные слова, которые уже были готовы вырваться на волю, прилипли к моему языку. — Остановитесь, Данимира Андреевна. Я хочу сделать признание. Не так давно я выразил сомнение в вашей способности… э-э-э… причинить мне какой-либо эмоциональный вред. Так вот — я ошибался. Каким-то невероятным образом вам удаётся вызывать во мне эмоции. Это вообще мало кому удавалось, и, тем более, я никак не ожидал, что это получится у трёхсотлетней… э-э-э… пожилой леди. Тем не менее, это факт.
— Ну и чудненько, — буркнула я. — Врачи считают, что эмоции полезны для здоровья.
Демон снова выдал свой коронный взгляд — сочетание надменности и жалости.
— Но не для вашего здоровья, — растолковал он мне. — В один прекрасный момент вы можете не пережить проявления несдержанности моих чувств. — Тут я вспомнила, как на вопрос, мог бы он испепелить кого-либо, Кайлеан ответил сухим «могу». — А мне бы этого не хотелось. Я давно приучил себя к определённой стабильности душевного состояния… ради безопасности окружающих… но вы каким-то непостижимым образом уже несколько раз пробивали мой барьер… Ваша манера общаться предполагает, что мы с вами равны… пожалуй, даже ещё возмутительней — будто бы вы равнее…
Вот и ничего подобного. Никто и не предполагал, что мы с Кайлеаном Карагиллейном Третьим равны. Я считала себя муравьём у его подошвы и боялась до дрожи в коленках. Непонятный колдун из другого измерения, чья душа — совершеннейшие потёмки… Именно поэтому и вела себя более раскрепощено, если не сказать нагло, — чтобы побороть свой страх. Почему столь могучий демон вёлся на этот детский сад — я понятия не имела, но он вёлся, сомнений не было.
— А ваша крыса, — вспомнила я. — Она ведь что-то такое предполагала — что я смогу вас расшевелить. Но при этом всё равно заслала меня сюда. Может, она считала, что вам пойдёт на пользу, если рядом будет кто-то равнее. Должно быть, она вас хорошо знала. Только теперь я по-другому трактую слова «не обижай его». «Не обижай его, а то от тебя мокрого места не останется», так что ли?
Кайлеан красноречиво промолчал, а я вспомнила присказку «молчание — знак согласия».
— Кто вообще такая эта крыса?
— Полагаю, моя няня Мелисса, — сказал демон, доставая омара из холодильника.
Мне показалось, что я ослышалась.
Няня Мелисса? Демоническая няня? Не плюйтесь огнём, мастер Кай, не то живо отправитесь в угол?
Я чуть было не хихикнула, но вовремя пригасила смешок, тем более, что вдруг кое-что припомнила.
— Точно! «Я всего лишь старая нянька» — так она сказала. А как же это получилось, Ваше Высочество, что в королевские няньки взяли крысу?
Это было невероятно, но его взгляд потеплел. Кайлеан Карагиллейн Третий слегка приподнялся в моих глазах — за пушкинское отношение к няне. Может, он ещё не совсем потерянный для общества демон.
— Мелисса удивительная. Я многим ей обязан.
— Простите… это какой Мерлин имеется в виду? Тот самый? В смысле, наш Мерлин?
— До Сноудона — ваш, а после — наш. Мерлин выбрал свободу.
История с няней меня живо интересовала, поэтому я не стала отвлекаться на политический диспут, который мог затянуться надолго. Хотя фраза «он выбрал свободу» показалась мне более чем спорной, и мне было что сказать по этому поводу.
— Да-да-да, помню-помню, виделись как-то в Сноудонском лагере, — небрежно заметила я. — Но почти не общались, у него своя компания имелась, у меня своя. Бывало, встретимся поутру возле умывального шатра, он и говорит: «А вы заметили какие погоды стоят, Данимира Андреевна?», а я ему: «Предсказанные, Мерлин Иванович, предсказанные…» На том и разойдёмся. Всё-таки, мы принадлежали к разным поколениям. Не настолько уж я была стара, — и я взбила лапой несуществующие кудри, — чтобы с Мерлином тусить.
Брови Кайлеана дрогнули, но комментариев не последовало.
— И что там дальше с крысой Мелиссой?
— Крыса была нужна Мерлину для магических опытов, и в результате нескольких уникальных экспериментов Мелисса обрела разум, не уступающий человеческому. Это, правда, был побочный эффект, магистр сам удивился, но так уж случилось.
Я подёргала шкурой на спине.
— Жуть какая. Не, ну правда же — ужас. Остров доктора Моро какой-то.
— Не знаю никакого доктора Моро, и не вижу, чего тут ужасного. Напротив, няне повезло. Чтобы облегчить участь невинного разумного существа, Мерлин обучил Мелиссу разным магическим штукам и даровал ей длинную жизнь. Из простой крысы стать крысиной ведьмой — не самый плохой поворот в судьбе. В то время Мерлин выполнял кое-какую работу для моего деда, Кайлеана Второго, и по завершении контракта оставил Мелиссу в родном замке, но с самыми лестными рекомендациями. С протекцией от самого Мерлина её охотно взял в помощники королевский лекарь.
— А как же она стала вашей няней?
— Случайно. Если вкратце, то она оказалась единственным существом, которое смогло меня остановить. Я был… э-э-э… не самым послушным ребёнком. Но при этом самым способным. Опасное сочетание. Впрочем, это другая история, я хотел подчеркнуть другое: няня всегда была благодарна своему создателю и отзывалась о нём с большим почтением.
Я вздохнула.
— Ну, не знаю… Раз она так смотрела на вещи, тогда, может быть, ей действительно повезло. А лично мне вот иногда застрелиться хочется. Человеческий разум в теле животного — это тяжело. Особенно хвост раздражает — живёт своей жизнью, чего хочет, то и делает. Останавливает только, что это тело не моё, напрокат взятое, да и стреляться не из чего.
Кайлеан задумался.
— Данимира Андреевна, вы вот тут говорили про старость и её сомнительные прелести, про то, что с клюкой ковыляли… А теперь вы на шкаф с пола одним прыжком запрыгиваете. Может, всё не так плохо? Вам не кажется, что ваше нынешнее тело лучше прежнего?
— Не кажется, — насупилась я. — Я променяла бы все прыжки на шкаф в мире на свой старый добрый ревматизм. Негоже в преклонных летах на шкафы сигать. Хочу в солнечный летний день сидеть на ящике у метро, на прохожих смотреть и петрушечку продавать. Такой вот пенсионерский блюз. — Я хлюпнула носом. — Давайте лучше омара есть, Кайлеан Георгиевич, или я сейчас расстроюсь. Только не забудьте, что мне всё на мелкие кусочки разделать надо. А то в прошлый раз вы до этого не додумались. Или додумались, но просто омара стало жалко, вот и устроили ту безобразную сцену с выносом тела. Ту самую, которая тяжёлым камнем лежит на вашей совести.