Лабиринт мертвеца
Шрифт:
– Он всегда был рядом.
– Ты не говорила.
– Я о многом не говорю. Книга большая.
– Ясно. А дальше что?
– Дальше Рэндольф и Чёрный попали в плен. Жёлтый закопал их по шею в землю, а вокруг развёл костёр.
– Да что у них за пиромания такая – всех сжигать?! Заняться больше нечем?
– Тут прискакал Оцеола с Красными Палками и спас Рэндольфа. Ну а Жёлтого наконец убили.
– Сожгли?
– Нет. Его, скажем так, укусили змеёй.
– Надо же!
– В итоге Оцеола и сам умер в тюрьме, семинолы сдались и переехали на бесплодные западные земли, а свои плодородные земли уступили американцам. Рэндольф женился на Маюми и заново отстроил сгоревшую плантацию.
–
Настя и Гаммер, смеясь, обсудили «Оцеолу», а когда они притихли, Глеб уточнил:
– И как это связано с «я таджиком»?
Я развела руками. Видимой связи между романом Майн Рида и болгарской открыткой я не нашла. В «Оцеоле» не было ни речных пляжей с коровами, ни дряхлых пыжиков. И Светлогорск с Заливиным, тогда ещё названные Раушеном и Риндерортом, не упоминались.
– Что теперь? – спросил Гаммер.
Он выглядел разочарованным.
– Ясно что! – отозвалась Настя. – Летим во Флориду!
– Ну да… – Я и сама была немножко разочарована.
Расследование зашло в тупик.
На следующий день я пошла в отдел искусств нашей библиотеки. Он располагался в здании виллы, и мастер-классы я проводила именно там. Первоклашки остались довольны. В сентябре я завела им общий профиль на сайте посткроссинга и теперь сама же отправляла украшенные ими открытки. Подождала, пока малышню заберут родители, и вернулась в пристройку библиотеки – заглянула к Людмиле Степановне в отдел комплектования, чтобы подписать дипломы победителей читательского конкурса. Людмиле Степановне нравился мой почерк, и она изредка доверяла мне подобную работу.
Небольшое L-образное помещение было завалено стопками новеньких книг и журналов. Справа был закуток с компьютером, где сидела Людмила Степановна, а слева вдоль розовой стены стояли шкафы с инвентарными книгами и шкафы с ящиками генерального каталога. В дальнем конце помещения на подоконнике возвышалась гора книг, отобранных на списание. Я взглянула на корешки: «Серебряные башмачки» Гарднер, «Мио, мой Мио!» Линдгрен, «Экстрим на сером волке» Донцовой, «Смерть демона» Стаута, четырнадцатый том из собрания сочинений Фейхтвангера и всё в таком духе – ничего интересного для себя не отыскала и села за стол возле окна. За полчаса подписала дипломы и собралась уходить, но, помедлив, подошла к каталожному шкафу и вытащила из него узкий длинный ящичек под номером тридцать два: «Р – РОЖ».
В генеральном каталоге учитывали весь библиотечный фонд. Каждую книгу записывали на отдельную каталожную карточку с указанием автора, издательства и всех доступных экземпляров. Иногда на карточку попадало сразу несколько томов одного собрания сочинений, но в целом найти нужное произведение было нетрудно. Я водрузила ящичек на стол и пробежалась пальцами по плотному ряду карточек. Остановилась на Джоне Риде. За ним шёл Майн Рид. Оказалось, что выданный мне «Оцеола» – не единственный. В библиотеке хранилось пять отдельных изданий «Оцеолы», опубликованных с восемьдесят шестого по девяносто первый годы «Приволжским книжным издательством», «Радио и связью», «Правдой», новосибирским «Детлитом» и московским «Детлитом», который мне и достался. Ещё было два издания «Оцеолы» в собраниях сочинений Майн Рида пятьдесят шестого и девяносто третьего года. Всего – двадцать три экземпляра семи разных изданий. И это без учёта вычеркнутых, то есть списанных экземпляров. Удивительно! Зачем библиотеке столько «Оцеол»? Наверное, в папином детстве Майн Рид был действительно популярен.
– Деточка, Оленька, ничего там не напутай!
Людмила Степановна даже не выглянула из своего закутка – по звукам догадалась, чем именно я занимаюсь. Голос библиотекаря вывел меня из ступора. Я вернула ящичек на место, выскочила из отдела комплектования и заторопилась по лестнице на третий этаж пристройки.
Вскоре передо мной оказалась стопка из двадцати двух томов. В первых четырёх я ничего интересного не увидела, а в пятом обнаружила серую лузгу подсолнечника, должно быть, оставленную кем-то из читателей ещё в советские годы. Вспомнила волосок, найденный в одной из книг Коперника, – учёные заполучили образец его ДНК и в дальнейшем опознали его останки. Я сфотографировала лузгу, сбросила снимок в общий чатик нашего детективного отдела, следом написала про волосы Коперника. Он, кстати, месяц жил в Кёнигсберге, лечил местного советника. Об этом я тоже написала в чатике.
«Огонь!» – ответила Настя.
«О!» – ответил Гаммер.
Глеб ничего не ответил.
«Думаешь, семечку тоже оставил Коперник?» – следом спросила Настя.
«Скорее „я таджик”», – написал Гаммер.
Глеб опять промолчал.
Переписка в чатике меня развеселила. Следующие экземпляры «Оцеолы» я листала без трепета и не так внимательно. Заскучав, открыла старенький оранжевый том «Оцеолы» из шеститомного собрания Майн Рида, изданного в пятьдесят шестом году «Детгизом», и… нашла вход в лабиринт, о котором столько говорил Гаммер. Это был он, никаких сомнений! Круг окончательно сузился: поначалу охватил всего Майн Рида, затем – его отдельное произведение, а теперь сфокусировался на конкретном библиотечном экземпляре, после долгих поисков угодившем мне в руки.
Глава шестая
Старик Смирнов
Австрийцу, жившему больше века назад, как-то не хватило денег, чтобы отправить возлюбленной полноценное письмо. Бедолага ограничился открыткой, однако его чувства были велики, и на обычной карточке он уместил семь тысяч слов – целую неделю выписывал их тоненьким пером и бережно подсушивал промокашкой. По легенде, его возлюбленной, в свою очередь, потребовалась неделя, чтобы прочитать написанное. Она осталась довольна слогом, вот только испортила себе зрение. Вскоре австриец её бросил, потому что не захотел жениться на подслеповатой девушке. Поучительная история. Наверное, Калеви из Финляндии не слышал о ней – прислал мне открытку, исписанную до тошноты крохотными буковками.
Рекорда семи тысяч слов Калеви не побил, но рассказал мне о своей жизни всё. Я узнала, что он вырастил сорокапятикилограммовую тыкву, завёл кошку Кики и полюбил её, хотя она жадно поглядывала на золотую рыбку в его аквариуме. Калеви мечтал побывать в России, особенно на Камчатке, ходил в лыжные походы и брал с собой фотоаппарат, чтобы фотографировать лосей, а в последний день лета рыбачил на озере Сайма – поймал громадного окуня и одну крохотную рыбку, определить которую не сумел. Окуня он съел, неизвестную ему рыбку отпустил. Калеви обожал синий цвет, даже выкрасил в синий свой дом и мечтал не просто приехать в Россию, а пролететь над ней на синем воздушном шаре, хотя прежде на воздушных шарах, ни на синих, ни на каких-либо ещё, не летал и не знал, делают ли их одноцветными, – по телевизору всё время показывали разноцветные.