Лабиринт зеркал
Шрифт:
Ночью, ведомая по извилистым коридорам лишь лунным светом, я переношу в свое убежище рюкзак, ковшик, несколько одеял, одежду, обувь, чашки и дрова. Наполняю водой в колодце несколько тазов и, обливаясь потом, втаскиваю их по узкой лестнице. Теперь можно не выходить неделю.
Но меня угнетает любопытство. Я хочу знать, кто эти люди, вторгшиеся в границы замка. Каковы их планы? Насколько они задержатся? Загнанная бесконечными вопросами в тупик, на второй день я выхожу из комнаты и осторожно спускаюсь по лестнице, покидая башню.
В замке стоит прохладная утренняя тишина. Она толстым слоем лежит на полу и тихо вздрагивает от каждого моего движения. Я прохожу по длинной галерее с частично разрушенной
Длинные юбки тихо шуршат, касаясь пола. Я специально не стала менять наряд. При случайной встрече лучше всего притворяться призраком. Это единственная возможность сохранить свое пребывание в тайне. Идея несколько абсурдная, но мне она нравится. Меня привлекает роль могущественного духа. Разве не этим я занималась до тюрьмы – обманывала, говорила о том, чего нет и в помине. Купите и будете счастливы. В этом суть рекламы, которая обещает лучшую жизнь и предлагает осуществление мечты. Быть властелином чужих мыслей. Мой маскарад – очередной шаг на знакомой тропинке.
Белое платье цвета слоновой кости, украшенное мелкими белыми жемчужинами, еще нитка жемчуга на шее и серьги – вот та броня, что защитит меня от лишних проблем и ненужных объяснений. Я хозяйка этих комнат и галерей. Просторных холлов и залов со стрельчатыми арками и разрушенными колоннами. Злой растревоженный дух. Впервые за много недель я позволяю легкой улыбке проснуться, прорваться сквозь маску сосредоточенности. Внезапно вспыхнувшая игривость придает легкость шагам, и я скольжу по старым вытертым плиткам как настоящий призрак. Осталась для полноты образа научиться воспроизводить безумный хохот.
Однако пустые комнаты, двери и бледный свет, сочащийся сквозь разбитые витражные окна, подрывают мой настрой. Боевой дух испаряется. Я думаю вернуться в башню, когда под одной из дверей замечаю яркую полоску электрического света и слышу трудолюбивое пыхтение генератора. Осторожно повернув ручку, захожу в комнату, бывшую библиотекой. Уходящие в темноту ряды стеллажей, заставленные пухлыми томами – некоторые в красивых старинных переплетах. Кладбище для рукописей. Морг для книг. Как заключенные, они томятся в неволе, ожидая того дня, когда их снова коснутся ласковые руки, и тогда хрупкие страницы оживут, впитав человеческое тепло.
На старом диване, накрывшись пледом, спят двое молодых парней. Еще один устроился прямо на полу, соорудив себе постель из надувного матраса и пыльных шкур. Все трое громко храпят, и этот звук прекрасно маскирует звук моих шагов. Незримая и неслышимая, я крадусь между полок, пытаюсь прочитать парочку названий древних манускриптов – что-нибудь можно будет захватить с собой на продажу. Но ни одного знакомого слова. То ли латынь, то ли хрен знает что. Многие буквы потемнели или стерлись. Золотое тиснение на корешках облезло. В общем-то, то же самое время делает и с людьми. Медленно стирает наши судьбы. И пока наши кости переваривают гнилостные бактерии в земле, то же самое с нашими личностями делают микробы времени. Время – самое свирепое чудовище. У него крепкие челюсти и стальные зубы. Впрочем, мне не на что жаловаться. Меня-то слишком хорошо помнят. И даже времени потребуется приложить изрядные усилия, чтобы пережевать и проглотить кусок пирога по имени Белла – надеюсь, он не будет вкусным и полезным.
Чтобы было
В следующей комнате со столом и похожим на трон креслом спит еще один мужчина. Сон свалил его неожиданно. Лохматая голова лежит на открытой книге, и золотисто-рыжие волосы кажутся особенно яркими на фоне белой бумаги – как будто это огонь, пожирающий страницы. Рука небрежно откинута в сторону, из расслабленных пальцев выпала ручка. Вторая рука покоится на старинной каменной чернильнице. Незнакомец, словно в порыве страсти или вдохновения, обнимает громадный стол. Свечи, установленные в настенных креплениях, почти прогорели, но дают достаточно света, я выключаю свой фонарь. Мне трудно понять, чего я жду, почему нерешительно замираю на пороге. Я просто очень давно не видела красивых парней. В женской тюрьме, ясное дело, никогда не наблюдалось их избытка. А позже я и сама избегала любого общества. Я отвыкла от красоты. Над моей кроватью больше не висят плакаты с актерами и мужчинами-моделями.
От внезапно нахлынувших чувств начинает кружиться голова и теперь, даже если бы я и захотела убежать, то не смогла – ноги превращаются в дрожащее желе. Я, того и гляди, растекусь по каменному полу. Резко вдыхаю, неестественно громкий звук испуганно мечется между стен, рождает гулкое эхо и будит мужчину. Подняв голову, он обводит кабинет туманным взглядом, однако, стоит ему заметить меня, как остатки сна мгновенно испаряются.
Я срываюсь с места. Желе неприятно перекатывается под кожей. Путаясь в древних юбках, преодолеваю длинные коридоры и лестницу. Когда я наконец закрываю дверь в своей башне, сердце готово остановиться от слишком большой нагрузки. Перед глазами стоят розовые круги, все тело сотрясает дрожь. Обессилев, падаю прямо на жесткий пол. Исходящее от золотистых камней тепло постепенно успокаивает. Я словно купаюсь в мощных морских волнах. Незаметно для меня самой сознание, избавленное от тревог, затихает и погружается в сон.
Утро начинается с новой эмоции. Утро окрашено в пурпурный и белый цвет стыда. Кровь то прилипает к коже, и я чувствую, как горят щеки, то словно покидает капилляры. Будь в башне зеркало, в такие мгновения я могла бы увидеть свое бледное лицо. Меловые губы и бегающий взгляд. Мне стыдно потому, что я впервые уснула с мыслями о ком-то другом. И проснулась с мыслями о незнакомом мужчине. Мне стыдно за то, что я позволила чужаку поселиться в моей голове, вытеснив Элис. Стыдно за то, что отдала мысли мужчине. Что происходит? Это не в моих правилах. После истории с Джейком мужчины разом были перенесены неведомой силой в параллельную вселенную. Я их вычеркнула из жизни. Старательно не обращала внимания. В том, чтобы теперь предать собственную сущность, тоже есть нечто постыдное.