Лабиринты чувств
Шрифт:
«Коня на скаку остановит… В горящую избу войдет…»
Да, Джулия была именно такой, безрассудной, бесшабашной, искренней…
Ему казалось, что ради него она готова в огонь и воду. Он чувствовал ее настоящую страсть…
Глупец, он считал, что они именно те половинки, которые предназначены друг для друга Господом. И Всевышний нарочно расселил их по разным полушариям, чтобы потом подарить шанс для непредсказуемой встречи…
Ерунда. Все это оказалось его выдумкой, самообманом…
Джулия оказалась просто предательницей. Предпочла его какому-то смазливому мальчишке, купилась на золотые украшения…
Он сам запутался, чего же в этом поступке больше: легкомыслия или расчета?
Может, она увлеклась другим и бросилась в омут новых чувств, наплевав на прошлое увлечение? Ведь она не хотела признаваться, сколько мужчин было в ее жизни до его появления…
Видимо, много… И она порхала от одного к другому, как бабочка однодневка, каждый раз принимая за любовь элементарную физическую тягу…
Квентин скрипнул зубами. Думать об этом было невыносимо. Он не мог представить Джулиньку… любимую… проклятую… в чьих-то объятиях…
Этот смазливый хлыщ, наверное, снимал с нее подаренное колье… а затем и серебристое вечернее платье Касался ее плеч, ее груди… прижимал к себе ее горячее податливое тело…
И Джулия так же стонала и закрывала затуманенные глаза…
Легкомысленнее, чем француженка…
Или все-таки прагматичнее?
Ведь она с таким пренебрежением говорила о миллионерах, которые «покупают» себе в лице женщины красивую игрушку…
Может, все дело в том, что он американец?
Нет, не постичь эту «русскую душу «… Непонятно, почему они так привязаны к своим березкам, заморочкам, разговорам до последней степени искренности… Почему так любят свою нищую, разворованную страну, своих матрешек и балалайки, золотые купола и то эфемерное понятие, которое зовут «духовностью»…
Как будто оттого, что он американец, он становится менее духовным. Как будто ему изначально отказывают в уважении традиций, почитании религии, незыблемых моральных норм…
Да, все дело в этом. Для Джулии он просто бездушный болванчик, денежный мешок. И его основной грех в том, что он имеет несчастье ворочать миллионами…
Скорее всего, резкая перемена в ее отношении вызвана тем, что Джулинька откуда-то узнала о его финансовом положении. И сделала выбор. Холодный и трезвый. Сменила заезжего богача на «нового русского».
А его любовь, его чувства просто безжалостно растоптала, принесла в жертву своему дурацкому выбору.
Она хочет жить в своей стране, вариться в своей «каше», и с любым, даже самым глупым соотечественником ей легче найти общий язык, чем с ним…
Разве он виноват, что у него есть ни миллионы? Разве он вор или эксплуататор?
Но Джулия даже не пожелала объясниться с ним, просто вычеркнула из своей жизни, как ошибочную помарку, и стала переписывать все набело.
Жестокая… Словно он вещь, которую можно сбагрить за ненадобностью, а не человек…
И как она может заниматься любовью с другим, даже если объясняет свое решение «вынужденной необходимостью»? Неужели ей все равно с кем?!
До сих пор жизнь Квентина текла довольно размеренно. У него была главная задача: расширение бизнеса, занятие ключевых постов в экономике. Он не мог оставаться на второстепенных ролях. Прирожденный лидер, он стремился во всем стать первым.
И женщин воспринимал как ненужную помеху, отвлекающую от главной цели жизни.
И вот все полетело вверх тормашками.
Худенькая журналистка из чужой страны неожиданно выбила его из привычной колеи. Ее широко распахнутые удивленные глаза, ее детская непосредственность напрочь затмили и важные контракты, и все неотложные дела…
И смыслом жизни стала она, а не преуспевание на международном рынке с таким трудом взращенного Квентином концерна.
Сколько глупостей он наделал ради нее…
Кошмарная пьянка в подмосковной электричке… угроза срыва контракта с «Дженерал моторс»… незапланированный месяц «московских каникул»…
Из респектабельного господина Квентин Джефферсон превратился в пылкого юного глупца, готового швырнуть к стройным ножкам все, что пожелает любимая, выполнить любой каприз, любую шальную идею, пришедшую в милую стриженую головку…
И он никогда не подозревал, что способен на такие чувства, что может быть так больно всего лишь оттого, что не будет больше рядом самой, в общем-то, обычной девушки, каких сотни на белом свете…
Да что сотни! Тысячи, и гораздо красивее, и умнее… с прекрасным образованием, с безупречными манерами… Да они за пояс заткнут Джулию, похожую на голенастого подростка!
И все же они не идут с ней ни в какое сравнение …
Она лучше всех… И теперь воспоминание о ней надо вырвать из кровоточащего сердца…
Вернувшись из бара, Квентин не мог сомкнуть глаз.
Он метался по номеру, как раненый зверь. И мысли еще путались в лихорадке. Куда подевалась всегдашняя выдержка?!
Сначала он жалел, что не подошел к предательнице вплотную, не бросил в прекрасное безмятежное лицо обидные колючие слова…
А может, стоило расквасить смазливую рожу ее новой пассии? Кажется, так у русских принято выяснять отношения?
О! Теперь он понимает шекспировского Отелло! Наверное, такую же нестерпимую боль испытал несчастный мавр, когда задушил свою неверную жену…
Только Отелло ошибался — его-то Дездемона была невинна, как ангел…
А вот Джулия!..
Если бы не впитанное с молоком матери уважение к закону, если бы не врожденное почитание ценности человеческой жизни, Квентин зарычал бы, как разгневанный мавр: «Так не доставайся же ты никому!»