Лабиринты памяти

Робер Кристина

Ника коснулась его щеки и развернула лицом к себе.

– Мы найдем Джей Фо. Я тебе помогу, – прошептала она.

Алекс криво улыбнулся.

– Или выкрадем контракт у этого Долохова. Делов-то! У моего отца целая армия могучих магов. Ты сам сказал про эльфа…

– Дурная ты, – рассмеялся Алекс. – Кстати, знаешь, как называют этих воинов? «Гончие псы».

– Почему «кстати»?

– Смотри. – Алекс вытянул руку вверх, указывая пальцем на небо, и Ника села рядом с ним. – Видишь Большую Медведицу?

Она кивнула.

Алекс повел пальцем вниз:

– А вот там, ниже, две звезды – побольше и поменьше. Это созвездие

Гончих Псов.

– Ого… и такое есть.

Алекс тоже сел и забрал у нее наушник.

– В детстве я был одержим воинами Розы. Втихую, конечно, потому что мечтать о знакомстве с таинственными магами мне было не позволено. – Алекс улыбнулся ей и пожал плечами. – О «гончих псах» я впервые услышал от кого-то из слуг и подумал еще тогда: почему их так называют? Читал легенды. Рассказать?

Ника кивнула, не в силах оторвать взгляд от неба.

– Их много, но мне понравилась вот эта. Большая Медведица – это Каллисто, дочь царя Аркадии, в которую был влюблен сам Зевс. Она родила громовержцу сына. Гера, конечно же, не стерпела этого свинства и превратила принцессу в медведицу, а сын, вернувшись с охоты, не признал в ней мать и едва не убил. Зевс вознес медведицу на небо, вместе с сыном, кстати. Вон, смотри, – Алекс взял ее руку и обвел в воздухе россыпь звезд в стороне от Большой Медведицы, – это Волопас.

– На рыбу похож, – шепнула Ника, и Алекс рассмеялся. – И при чем здесь «псы»?

– Волопас словно держит их, не дает наброситься на мать.

– Не понимаю. Значит, они плохие? Или…

– Или Волопас – это оклус Стамерфильд, – улыбнулся Алекс, целуя костяшки ее пальцев. Сердце гулко забилось в груди. Ника следила за его губами и прокручивала в голове эту историю. Возможно, глупую и вымышленную от и до, но отчего-то заставившую ее задуматься, впервые ощутить трепет от своей наследственности и от неизвестности, которую таил такой чужой, но все же родной мир.

Ника потянулась к Алексу и поцеловала его, робко и осторожно, запустив пальцы под челку, перебирая подушечками ребро его шрама. Потом стала смелее, пьянея от участившегося дыхания, от жара, разлившегося в груди, прижалась, скользнула языком внутрь, раздвигая податливые губы, убеждая, что на этот раз не хочет отступать. Не испугается и пойдет до конца.

Алекс снял с себя куртку и, расстелив на деревянном мостике, обхватил Нику за плечи и опустил на импровизированный плед. Целовал в ответ – пылко, но осторожно, готовый в любой момент отступить или, наоборот, окунуться с головой. Ника прислушивалась к своим ощущениям, мысленно успокаивала страхи той, второй души, взывала к предчувствию, способному вовремя предупредить об опасности. Алекс расстегнул ее куртку и слегка отстранился. В лунном свете его глаза сияли, в них плескалось предвкушение, возбуждение, но ни намека на тварь, намеревавшуюся причинить ей боль.

– Сегодня все будет по-другому. Обещаю, – прошептал он.

И Ника не сомневалась. Поверила ему и приняла. Каждое касание, каждый поцелуй. Ни на секунду не забывала, что все может закончиться, обернуться плохо, но вместе с тем каким-то образом умудрилась отдаться страсти, ощутить все, что он предлагал ей. Ника ловко освободилась от джинсов и потянулась к пряжке на его ремне. Дрожала, ощущая его руки на разгоряченной коже, губы – на шее, груди, животе и ниже. Обхватывала его за плечи и тянула на себя, впиваясь в губы, задыхаясь, выгибаясь и сдерживая стоны.

С необыкновенным, ранее незнакомым ей упоением чувствуя его внутри себя, ловя ритм и подставляя шею рваному дыханию. Не в силах сдержать смех, оттого что она победила – свою ненормальность, свои страхи и монстра. Внутри себя. Внутри него.

– Ты моя Каллисто, – шептал Алекс, кутая ее в куртку и прижимая к себе.

А ты – «гончий пес». Но я удержу тебя от прыжка.

Жизнь покидала меня, но неуемное сердце противилось отступать. Иногда мне кажется, что мое бессмертие – это вовсе не проклятие Харуты, а проклятие, которое я сам на себя навлек, одержимый гонкой за существом, которое никоим образом меня не касалось.

День был жарким, сумерки сгущались. Я сидел под деревом в ведьмовском лесу Морабат и шептал смерти дать мне еще немного времени, когда наконец увидел ее. Скалилась, я подумал, на меня, и инстинктивно отполз, и, как оказалось вовремя, потому что из тени вдруг выпрыгнуло существо – тощее и светлое, бок его кровил, и несколько капель попало на меня. Это животное бросилось на мою волчицу, а дальше я и не помню ничего. Только дикий душераздирающий скулеж. И темнота.

Из воспоминаний Гидеона, заточённых в книгу и оставленных на хранение Стамерфильдам

Глава 21. Губительная кровь

Пансион «Форест Холл»

Апрель 2017 года

– Если мы будем делать костер, нужно заранее место готовить. В прошлом году Шнайдер жутко злился, что с ним не согласовали, – сказала Стейси.

– Еще бы, – хмыкнул Доминик. – Эти идиоты чуть всю лужайку не спалили. Это же надо додуматься развернуть тусовку у цветочной клумбы.

Мари и Стейси засмеялись.

– Давайте накатаем Шнайдеру коллективное письмо о костре, тогда он не сможет противиться, – предложила Мари. – Он же повернут на всех этих традициях.

– Думаю, надо заслать твоего братца. Он присядет на уши кому угодно, – ответил Доминик.

Троица подошла к кафетерию и замерла в дверях:

– Ну вот и здрасьте…

В дальнем конце кафетерия за маленьким столом сидели Ника и Алекс. Она закинула ноги к нему на колени и грела руки о чашку с чаем, парень обнимал ее за плечи и с улыбкой что-то нашептывал.

– Вырвите мои глаза, – с сарказмом произнес Доминик. – Это что вообще?

Мари растерянно посмотрела на Доминика. Стейси выдала что-то нечленораздельное, а потом резко развернулась на каблуках и бросилась прочь.

– Ты еще спроси, где они были всю ночь, – послышался недовольный голос за их спинами. Нарочно задев Доминика плечом, Ада протиснулась между ними и гордо прошествовала в зал.

– А эта курица, как всегда, все знает, – нахмурилась Мари.

Алекс заметил их и махнул рукой, а потом как ни в чем не бывало продолжил разговор с Никой. Харт-Вуд даже не взглянула на них.

Мари и Доминик наполнили подносы едой и заняли свой любимый стол в центре зала. Через несколько минут к ним присоединилась Барбара.