Лачуга должника
Шрифт:
– Ладно, ладно, не буду… Пойду поросенка покормлю.
– Вот это дело. За Хлюпиком и поросенком теперь особый уход нужен. И к ветеринару надо их сводить, зарегистрировать возраст. Сейчас мы о своем долгожительстве помалкивать будем, а потом, когда нужно, всему миру объявимся. И в доказательство ученым вечную собаку покажем…
– И вечную свинью подложим,- вмешался Валик.- Но имя дать надо. А то "поросенок" да "поросенок", а ведь он наш товарищ по бессмертию.
– Прав ты. Валик, прав!
– согласился дядя Филя.- И ведь свиньи - они умные, они в цирке-то что вытворяют - буквы узнают! А наш-то за такие годы ума наберется - извини-подвинься!
– Ему нужно создать культурные условия: трансляцию в сарайчик
– Это уж богохульство будет. В Бога не верю, но богохульства на своей жилплощади не допущу,- твердо заявил дядя Филя.
– А мы не по-церковному, а по-морскому, как корабли крестят. Бутылку шампанского о нос разбивают - и корабль окрещен.
– Нет, не позволю! Так и убить животное можно. И посуду бить не годится. Посуду уважать надо!
В эту минуту Хлюпик, спокойно лежавший на полу, вдруг залился лаем и, опустив хвост, кинулся к двери. Учуял, что кто-то идет.
Мы все вышли из дома. От калитки к крыльцу шагала почтальонша тетя Наташа. Что-то настороженное, замкнутое угадывалось в ее лице и даже в походке.
– Срочная телеграмма,- сказала она.- Плохая.
В телеграмме сообщалось, что мать и отец Валика погибли на станции Поныри вследствие несчастного случая. Позже выяснилось, что смерть их была и случайна, и нелепа: они, перебегая через запасный путь, попали под маневровый локомотив. Оба были трезвы; они вообще спиртного в рот не брали.
Горе Валентина описывать не стану. Скажу одно: не будь он долгожителем, он бы легче перенес несчастье. Людям свойственно выискивать причинные связи даже между событиями, которые меж собой никак не связаны: Валик решил, что смерть родителей - это отместка судьбы ему за то, что он стал миллионером. И это надломило его, исковеркало его характер.
В недалеком будущем и меня ждала беда. И виновником ее стал я сам, тут уж не отвертишься.
Когда я вернулся из Филаретова в Питер, я несколько дней ходил и думал: с одной стороны, Бываевы дали мне выпить экстракт именно в расчете на мое молчание, но, с другой стороны, не грешно ли утаивать от матери такое важное событие? Наконец решился. Взяв с матери клятву, что никто на свете не узнает от нее того, что я ей открою, я рассказал все.
Странное действие произвел на нее мой рассказ. Она, кажется, даже не очень удивилась, только побледнела и тихо сказала:
– Я всегда подозревала, что с тобой случится что-нибудь подобное.
Теперь-то я понимаю, что не следовало мне делиться с нею моей тайной. Ведь у матери был врожденный порок сердца, а сердечникам неожиданные известия, даже и радостные, добра не приносят. Для меня до сих пор загадка, поверила ли она в мое миллионерство или решила, что я болен психически. Отношение ее ко мне изменилось, хоть она и старалась не показать этого. Она стала заботливее ко мне, и в то же время какая-то запуганность появилась в выражении ее лица, в движениях. Что это было: боязнь за меня или боязнь меня? Через одиннадцать дней она скончалась от инфаркта. Ее похоронили за счет жилконторы, в которой она работала,- рядом с отцом, на Серафимовском.
На кладбище загадочный уют, Здесь каждый метр навеки кем-то занят.
Живые знали, что они умрут, Но мертвые, что умерли,- не знают.
XXIII
Миновал год.
От матери остались кое-какие вещички, я их в комиссионку сдал, да три тысячи с ее сберкнижки мне по наследству перешли,- так что на жизнь мне пока хватало. Я спокойно окончил школу, в вуз не торопился. Постановил для себя так: два-три месяца посвящу исключительно поэтическому творчеству, потом на работу куда-нибудь поступлю, потом действительную отслужу - а уж потом займусь высшим образованием.
Теперь я частенько встречался с Валентином - как-никак, оба миллионеры. После гибели родителей он сразу же бросил школу и пристроился в киностудию. Он там был не то разнорабочим, не то просто на побегушках, но считал, что в дальнейшем его повысят и даже возвысят. Однажды он признался мне, что задумал сценарий и сам Колька Рукомойников пророчит ему успех. Всех кинодеятелей Валик (в разговоре со мной) звал уменьшительными именами и речь свою пересыпал киношными словечками: "смотрибельно", "волнительно", "не фонтан", "лажа". Зарабатывал он мало, но за родителей получил большую страховку и в то время был при деньгах. Завел какие-то куртки пижонские, ботинки на толстенных подошвах, курил дорогие сигареты и иногда бывал чуть-чуть под хмельком. Но именно чуть-чуть; пьяным я его в ту пору ни разу не видал. Он говорил, что приходится выпивать за компанию - надо наводить мосты с нужными людьми, в киноискусстве без этого нельзя.
В конце сентября он пришел ко мне и принес письмо от Бываевых. Они ждут нас в субботу, то есть завтра. Дядя Филя решил срубить на участке деревья, нужна наша помощь.
– Намечается субботник миллионеров,- подытожил Валик.
Он заночевал у меня. Но перед сном вынул из кармана тетрадку и сказал:
– Пауль, я хочу тебе сценарий прочесть. Вернее, это пока набросок. Слушай!
Глухая тайга. Две золотодобывающие бригады соревнуются за повышение золотодобычи. В составе одной трудится таежная красавица Анфиса, в другой работает акселерат Андрюша, тайно влюбленный в Анфису. Однажды Андрей находит большой самородок. Как честный человек, он решает сдать его директору прииска. По пути к конторе он случайно встречает Анфису, которая, выведав у него, в чем дело, завлекает паренька в укромный уголок тайги. Только дикие олени и зрители видят интимный акт, в ходе которого Анфиса похищает самородок из рюкзака акселерата. Оставив Андрюшу лежать на росистой поляне, где он крупным планом предается воспоминаниям о недавнем событии, Анфиса устремляется в контору, где сдает самородок от имени своей бригады, в результате чего та выдвигается на первое место. Вскоре Андрей узнает, кто похитил у него самородок. Считая, что Анфиса так поступила потому, что сожительствует с директором, Андрей подстерегает ее на таежной тропке и в порядке ревности наносит ей смертельное ранение кайлом. Но случайно проходивший мимо врач-реаниматор возвращает красавицу к жизни. Еще не зная об этом, акселерат пишет докладную записку с изложением своего отрицательного поступка и добровольно сдает себя в руки правосудия. Общественность прииска взволнована. Созывается общее собрание, на котором…
– С меня хватит!
– прервал я Валика.
– Много ты смыслишь в киноспецифике!
– окрысился Валентин.- Сам Жора Лабазеев говорит, что тут находка на находке!.. Ты просто завидуешь моей творческой активности. У тебя-то со стишатами дело глохнет.- И он сказал еще несколько ядовитых слов по тому же поводу.
От сочувствия рыдая, Отказавшись от конфет, Челюстей не покладая, Кушал друга людоед.
Он меня саданул прямо в поддыхало. Действительно, в этом году со стихами у меня не ладилось.
Нацепили на быка Золотой венок,Только все же молока Выдать он не мог.
Я начинал стихотворение за стихотворением и бросал, не закончив. Это миллионерство сказывалось - так я понял позже. Ведь каждый человек всегда учитывает свой финиш, пусть и очень дальний. А у меня финиш отодвинулся в бесконечность. Я начинал чувствовать себя маленьким, слабым. Я начал подозревать, что время не сделает меня гением, наоборот, оно может отнять у меня талант. Гении не растекались по вечности - они были сосудами, вместившими в себя Вечность.