Ладейная кукла (сборник)
Шрифт:
Вообще-то хорошо, что Анна в бане померла. Не то пришлось бы на бабку Качу, обряжительщицу, тратиться. А так зачем чистую обмывать. Сами обрядили, словно барыню, сами гроб сколотили, сами уложили.
Старый Бамбол которую ночь бессонницей мучился. Поэтому теперь он потихоньку оделся, откинул деревянный засов и вышел во двор. Приподняв камень, вытащил из-под него большой крючок, просунул его в замочную скважину и, повозившись немного, пока острие не угодило в лунку, задвинул засов снаружи. Подергал ручку — порядок. Крючок опять положил под камень. Волдис ночью вернется, в дом войдет, никого не тревожа. В доброй половине рыбацких лачуг дверь отпиралась с помощью того же распрямленного крючка. Кое у кого вообще запоров не было. А те, у кого были, закрывали дома, только уезжая в город, замки-то ведь придуманы от скотины и детишек, чтоб не лезли куда не положено. Интересно, где ж это молодые милуются, в своем доме Иоганн подобных вещей без пасторского благословения не допустит.
Надо дойти до пристани, дождаться лодок, перехватить свежей рыбки на завтрак, выходит, он теперь главный кок в семействе Бамболов.
Сторож Рудис храпел у сарая, коровьей лепешкой распластавшись на скамейке. Янис Бамбол хотел уж было снять с его плеча кремневое ружье и бабахнуть, потом решил, что не стоит. Еще хватит старика кондрашка, и поселок всполошишь, много шума, мало проку. Пополудни Рудису опять таскать воду для поливки огорода. Безмозглая баба у этого Рудиса: поливай не поливай, вся вода в песок уходит. А вот если как следует удобрить землю морскими водорослями, тогда и картошка уродится. Все прочее, правда, из моря приходится добывать. Артельные огороды за дюнами, за сосновым леском, там на заливных лугах в затишке да на солнышке хоть что-то вызревает.
Ладно, пусть Рудис пока дрыхнет на скамейке, можно и на камне посидеть подождать, когда лодки покажутся. Уж тогда придется сторожа срочно будить, а то чего доброго начальство разнос устроит или совсем рассчитает. А так рассудить, чего в этом сарае сторожить? Пара-другая весел, уключины да драные сети, еще старые моторы, которые никто не возьмется исправить. А на приемном пункте, там свой сторож, тот в запертой сторожке отсыпается. На кой черт столько сторожей? До войны без них обходились, это фрицы повадились сторожей ставить, чтобы рыбак для себя не утаил лишнюю рыбешку.
Да, все моторки в море. И нескольких весельных лодок нет на месте. Волдис мог бы подыскать себе напарника, выйти в море порыбачить, так нет, не хотят молодые потеть на веслах. Им мотор подавай — море загаживать, рыб распугивать.
И тут старый Бамбол услышал в ночной тишине первый выстрел. «Должно быть, удмурт в лесу зверя скопытил, — сначала подумал он. — Ну и хватка у парня! Как вошел с винтовкой в лес, знай, с пустыми руками не вернется, хоть в лесах не так уж много живности осталось, война распугала, погубила. Неудобно, конечно, да под вечер надо бы к нему заглянуть, может, и мне чуток, перепадет. Удмурт не жадный».
Но снова грянули выстрелы, и старый Бамбол почувствовал что-то недоброе, удмурт любого зверя с первого раза кладет, не тратя на него двух пуль. К тому же выстрелы доносились с окраины поселка, где стоял его дом. Неужто Янис с Волдисом среди ночи затеяли в цель стрельбу? Тогда придется браться за ремень. Поселок на ноги поднимут! А интересно, где сейчас удмурт — ушел в море или на берегу остался? Он ведь больше моторами занимается, в рыбацком деле мало что смыслит, но вот увидел человек здесь впервые в жизни море и никуда не смог уехать из поселка. А дом с женой заполучить в ту пору дело было не хитрое. И по-латышски говорить навострился.
Почему его не сделали парторгом, когда предпоследнего года три тому назад бандиты порешили? Нет, прислали из города какого-то хлюпика. Говорить-то он мастак. Ленина на память шпарит, а в рыбацком деле ни бум-бум, не то что первый парторг, тот хоть заикался, зато настоящий рыбак, а тоже из городских. Большой беды, конечно, нет, что новый парторг в рыбацких делах ничего не смыслит, зато председатель колхоза свой парень, местный, только редко удается ему в море выбраться, бумажонки всякие одолели. Ну а парторг, чуть волна покруче, перегнется через борт и давай рыб кормить, посему норовит в море не ходить. Не всякому море доступно, вот и получается, что с людьми он только на собраниях общается, да еще в конторе, остальное время сидит, уткнувшись в книги, будто новый календарь выдумывает. То ли дело удмурт, которого лишь жена под горячую руку зовет Михайло, и Мишенькой — под настроение, а все остальные — удмурт да удмурт, и сразу все ясно. Подсядет к кому-нибудь из стариков, закурит, иной раз из бутылки отпить не откажется, только тогда начнет про житье-бытье расспрашивать. Чем рыба в море кормится, как лучше распорядиться ею, как крестины справляют, как покойника на кладбище провожают, сколько молока можно получить с коровы, сколько навоза наберется в хлеву, если, кроме коровы, еще коза и три овцы. Поспевай, отвечай. Порой смех берет — взрослый человек, а вопросы задает, ровно дитя малое. Но парень толковый, вникает в жизнь рыбацкую. Когда колхоз налаживали, приехавший из города хлюпик советовал не принимать Иоганна Фишера, но удмурт замолвил за него словечко — ну и не прогнали Иоганна, будто зачумленного, несправедливость была бы великая. Ведь он же любого в поселке мог заставить сапоги себе драить, а сам посиживай за столом, трескай жареное мясо. Но Иоганн всю жизнь в море ходил наравне со всеми прочими, сколько семей от разорения и голода спас, и взаймы давал, и просто так, без отдачи: «Ладно, чего там, на том свете сочтемся!» Вон он первым с моря возвращается. Ну, пора будить Рудиса!
Бамбол растолкал сторожа, вместе встретили первую лодку, которой в самом деле правил Иоганн Фишер.
Улов оказался невелик, Иоганн на усталость жаловался и попросил пару его ящиков с рыбой на приемный пункт отнести, должно быть, приемщицы уже на месте, и сторож тамошний проснулся, еще попросил лодку на берег вытащить.
— И мотор запереть не забудьте, — еще особо наказал.
Себе оставил две трески, Бамболу в сумку кинул четыре, — у того больше ртов — после чего оба старика поплелись в поселок, по дороге гадая о том, что могли бы значить выстрелы на окраине поселка.
Кое-кто дивился, как это Янису Бамболу винтовку доверили, он ведь фрицам служил. В чем тут было дело, Янис не сказал ни отцу, ни брату. Разве председатель колхоза, волостной уполномоченный милиции да еще удмурт кое о чем догадывались. Может, и парторг. Скорей всего он тоже. Без его ведома такие вещи не делаются. А может, и нет, винтовку Янис получил еще при старом парторге.
Когда Яниса Бамбола вместе с Роландом Фишером забрали в так называемые флакисты, войска противовоздушной обороны, он уж было в лес наладился, да побоялся: а вдруг немцы с семьей рассчитаются — мало ли таких историй слышали? Отец и брат могли бы вместе с ним уйти, а как быть с матерью, сестренкой? Обе такие квелые. Уж лучше форму надеть и при первом удобном случае попытаться перейти линию фронта. Но флакистов на передовую не посылали, приходилось немецкие аэродромы от налетов советской авиации охранять. Янис поначалу клял свою судьбу, потом стал приглядываться — при аэродроме работали советские военнопленные, были среди них и бывшие летчики. Началось с курева, ломтя хлеба, а кончилось медикаментами и радиодеталями, — чтобы Москву слушать. После капитуляции бывшие военнопленные не забыли о нем, тем более, что самого Яниса с раненой ногой взяли в плен советские солдаты. Когда ему предложили войти в банду, чтобы взорвать ее изнутри, он не стал отнекиваться. Там он снова встретился с Роландом Фишером, единственным на всю банду знакомым. Хотелось его уберечь, как-никак свой человек, вместе росли, но после осторожного разговора с ним Янис понял, что горбатого лишь могила исправит. На себя только подозрения вызвал: с некоторых пор главари банды, у которых Роланд в шестерках ходил, стали коситься на Яниса. Ну а позже — задание выполнил, какое ему дело, погиб Роланд, взят ли в плен, или оказался в числе немногих, кому удалось ускользнуть из кольца, с печатью каиновой продолжить скитания, нигде не находя покоя.
А Янис Бамбол вернулся домой и вскоре над изголовьем кровати повесил винтовку.
В дверь негромко постучали. У Яниса сон чуткий, тотчас проснулся, едва старик засобирался к пирсу, — куда еще ему идти среди ночи. Домочадцы и соседи знали, как зайти в дом Бамболов, не тревожа его обитателей. Поэтому Янис не пошел открывать, а, схоронившись за кухонной дверью, грозно крикнул:
— Кто там?
— Свои, открой, Янис!
— Кто свои?
Негромкий стук превратился в грохот, затем послышался знакомый голос:
— Открывай, красная сволочь! Час расплаты настал!
Янис выстрелил по мелькнувшей в окне тени.
Посыпались стекла, раздались проклятья, снаружи по окнам резанули короткими автоматными очередями.
«Девчонку бы не задели», — промелькнуло у него в голове, пока пытался взять на мушку еще одного. Нападавшие перестали стрелять, должно быть, берегли патроны, вместо этого чем-то тяжелым принялись дубасить в дверь.
«Долго она не продержится, и тогда мне крышка, — подумал Янис, — да все равно, так просто в руки не дамся». — И он подтянул поближе топорик. Ничего более подходящего поблизости не оказалось. Вспомнились томагавки, о которых читал в детстве.