Лафкадио, или лев, который отстреливался
Шрифт:
Спустя еще немного времени я стал получать от него только красивые открытки с Эйфелевой Башней, или с Пустыней Сахарой, или с Мемориальной Библиотекой Эллиса в Ист-Рокфорде, штат Иллинойс. Это значило: «Все хорошо!», или «Тебе бы на это посмотреть!», или просто «Привет».
И, конечно, Лафкадио узнал много нового, чего никогда в жизни не знал.
Он научился давать автографы; при такой известности многие хотели получить у него автограф.
Но даже в этом он превзошел всех: он умудрялся давать по шесть автографов одновременно: два передними лапами, два задними, один хвостом и один — зажав карандашик зубами.
Но
Он больше не грыз ресторанное меню.
Он научился носить темные костюмы с белой рубашкой и строгим галстуком, а также коричневые твидовые костюмы с шотландской рубашкой и расстегнутым воротом.
Он даже научился носить фрак.
Он прятал свой хвост и очень редко допускал его болтаться снаружи, разве что уж совсем забывшись или перебрав простокваши.
Частенько я видел его в ночных клубах — танцующим с самыми красивыми девушками.
— Привет, Лафкадио, говорил я ему.
— Привет, дядюшка Шелби, — говорил он. — Садись-ка за мой столик и тяпнем по стаканчику простоквашки.
И я подсаживался, и он говорил о старых временах, когда Лафкадио еще не знал, что такое парикмахерская.
Время шло.
Популярность Лафкадио все росла и росла, его фотографии были во всех газетах.
Он все больше и больше походил на человека.
Он полюбил играть в гольф. Он начал играть в теннис.
Он научился плавать кролем и нырять.
Он стал рисовать картины (хотя, сказать по правде, никогда не мог провести даже прямую львинию, ха-ха… я, конечно, хотел сказать — линию).
Он занимался со штангой, чтобы держать себя в форме.
Он катался на коньках.
И даже на велосипеде.
Свои выходные он пролеживал на пляже в Каннах.
Он
Он стал играл в кегли.
И он очень редко говорил «ГРАУГРРР», разве что по очень серьезным поводам.
Все приглашали его к себе в гости, на вечеринки, приемы и гулянки.
Он стал светским львом.
Потом он написал автобиографию. И ее тут же раскупили.
Так он стал литературным львом.
Одежду ему шили на заказ — и никак иначе!
Так он стал модным львом.
Думается мне, он был так счастлив, богат и знаменит, как только можно пожелать.
10.
Однажды, когда ваш старенький дядюшка Шелби только что хорошо поужинал и забирался в свое уютное кресло с кружкой горячего какао и со стопкой журналов «Вокруг света», зазвонил телефон.
— Привет, дядюшка Шелби, это говорит Лафкадио. Не мог бы ты прийти ко мне прямо сейчас? Мне нужно посоветоваться, а мудрее тебя я никого не знаю.
— Конечно приду, — сказал я. — Друзей в беде не бросают.
Я поскорее оделся и вышел в ночь. Было сорок градусов мороза, и ни одного такси в округе — пришлось отправиться пешком. Двенадцать миль по снегу я шел целых пятнадцать минут, потому что снег был очень глубокий и к тому же я забыл дома калоши. Когда я подошел к замку Лафкадио, камердинер проводил меня через Серебряный зал и Изумрудную столовую — прямо в Золотой кабинет, где меня ждал хозяин всей этой роскоши Лафкадио Великолепный. Знаете, что он делал?
Он плакал.
— Почему ты плачешь, друг мой? — воскликнул я. — Ты богат, знаменит, у тебя семь машин, тебя все любят, ты величайший стрелок в мире. Почему же ты плачешь — ведь у тебя есть всё!
— Всё — это не всё, — заметил Лафкадио, роняя горючие слезы на золотой ковер. — Я устал от моих нарядов и денег. Я устал есть курицу «по-корнуэльски», запеченную с рисом. Я устал ходить на приемы, танцевать ча-ча-ча и пить простоквашу.
Я устал курить пятидолларовые сигары, играть в теннис, раздавать автографы, я устал от всего! Я хочу чего-то новенького!
— Новенького? — переспросил я.
— Да, новенького! — подтвердил он. — Но я не знаю, где его взятъ\
И он снова зарыдал.
Должен признать, что рыдающий лев — это тяжелое зрелище.
— А ты пробовал покататься на лифте? — спросил я.
— Сегодня утром я прокатился на лифте тысячу четыреста двадцать три раза. Надоело! — И он вновь залился слезами.
— Может, съесть еще мармеладку?
— Я уже съел двадцать три миллиона двести сорок одну тысячу пятьсот шестьдесят две мур-рмеладки! — хныкнул лев. — Я устал от них! Я хочу новенького!
Он уронил голову и заревел уже совершенно неудержимо.
В этот самый момент дверь распахнулась, и в комнату, помахивая тростью, влетел Финчфингер, директор цирка.
— Хей-хо, Лафкадио! — закричал он. — Кончай плакать, лучше порадуйся, потому что… потому что я придумал для тебя кое-что новенькое!
— Чего это? — шмыгнул носом Лафкадио Великолепный, глядя на него полными слез глазами.
— О-хо-та! — по слогам проговорил директор. — Мы едем в Африку на охотничье сафари, пакуй ружья и чемоданы!