Лагерь живых
Шрифт:
Некоторое время все молчат, переваривая, после чего Рукокрыл неожиданно спрашивает:
— Вот зомби — тупые и враждебные. Морфы — умные и враждебные. А если их учить, лечить и кормить молочной кашкой, то, может быть, нервная система со временем восстановится и они станут полезными членами общества?
— Ну, вообще-то, может, и возможно. Но, к сожалению, как говорили классики марксизма-ленинизма — «Битье определяет сознание!» Например, европейцы, которые все время к нам лезли, приходили в чувство только после неоднократных увещеваний сапогом в рыло и дубиной по хребту. Да и американцы тоже.
— Американцы с нами не воевали, — поправляет меня Саша.
— Ну, не знаю. Медали их видел — «За Сибирь» и «За Россию». Ленточки у них еще такие гомосечистые — радужные.
— Когда они это успели?
— Во время интервенции. В Гражданскую.
Незатейливый треп продолжается, прыгая с темы на тему. Нас довольно сильно мотает из стороны в сторону, ну да это пустяки. В железяке уютно, вроде бы мы дома…
Совсем бы можно обмякнуть, да только мысли в голове столбом встали — у танкиста резко ухудшается состояние. Когда в последний раз видел — он уже хромал вовсю, а мужик не показушник. Николаич совсем скис, на одной силе воли держится. В кунге — морф, и — потенциально еще один. Мальчик… и еще мальчик. Надо решать, что с ними делать со всеми. А в голове какая-то каша…
Парни опять съехали на обсуждение девок. Расслабились. Ну, это как раз хорошо. Начинаю клевать носом…
Будят достаточно немилосердно. Приехали, оказывается. Уже на базе МЧС. Я последний в салоне засиделся. Вот ведь чертовщина — и не заметил. Иное путешествие на электричке куда как приключенистее, а тут мы колонной проехали как у бабки по огороду. В который раз убеждаюсь, что работа мастера незаметна. Получается так естественно, что любой стоящий рядом поневоле думает — я б так тоже смог, ничего особенного…
Не понимаю, как нас так ухитрился Семен Семеныч провести, тут все-таки места населенные худо-бедно. Интересно — кабаны-то хоть попались? Тут их много было.
Половину нашей компании ведут ужинать. Другая остается на охране. Народу — что-то многовато на базе, женщин много, детей полно. Что ли у наших знакомых эмчээсников такие семьи? Да не похоже вроде… И еще — у многих на спине СКС [74] висят. Интересно, откуда?
До стола добраться не получается — сначала приходится визитировать несколько человек больных. Идем вместе с братцем и Надеждой, чтоб конвульсиум был полный. Серьезных больных оказывается трое.
74
СКС — самозарядный карабин Симонова, калибра 7,62 мм.
Два артрита у взрослых и воспаление легких у десятилетнего мальчишки. Добросовестно слушаю, но после сегодняшнего от контузии еще не отошел. Какие там хрипы услышать — шум в ушах такой, что я шепот не слышу и сам ору громче, чем надо. Но вроде и без хрипов на пневмонию очень похоже. В общем, надо пятерых в больницу везти.
И наконец — можно идти за стол. Потому что жрать хочется — аж из глаз искры. Останавливает Надежда. Напоминает — у нас морф. И руки пришивать к заднице лучше сейчас — пока клиент жив. На обернувшемся это делать не стоит — обидно будет уколоться об иглу или поцарапаться скальпелем. А в нашем состоянии это — раз плюнуть, чуть-чуть ошибиться и уколоться… А после еды — и вовсе не пойдет.
Сильно тру ладонями лицо. Вроде немного становится легче. Но самому начинать не резон — пока тут у нас Николаич главный. Нахожу его довольно быстро, отзываю от группки местных, спрашиваю разрешения на окончание операции. Ответить он не успевает. Только очень укоризненно глянуть. Потому что все остальные уставились на меня круглыми глазами. Какого черта?
Самое время сказать это самое «Упс!». Или что положено говорить, когда понимаешь, что ляпнул неуместную вещь? Шепот-то мой после контузии э-э-э-э… Громковат оказался. Это я думаю, что тихонько спросил. Судя по опупевшим физиономиям вокруг — ошибаюсь… Очень сильно…
— Вы что, собираетесь живому человеку руки к заднице шить?
— Вы охренели? Вы совсем охренели?
— У вас тут живой морф? Морф?
— Вы к нам сюда привезли мертвяков?
И все это спрашивают сразу, одним залпом. Кто-то побежал прочь, кто-то, наоборот, публику зовет. Начался кипешь…
М-да… Заварил кашу… Что особенно неприятно — я просто спросил Николаича открытым текстом. Ну, сдуру, конечно, спросонья, да и уже как-то привык, что у нас в команде все в курсе, опасаются, конечно, но тем не менее. А тут уже и оружие вон в руках на изготовку…
Знакомых своих не вижу. Морды все чужие. И женщин много. Это совсем плохо. Толпа баб — самая жестокая… Настроены они куда как гадко. Дети раньше тут вертелись, а глядь — никого не осталось, всех, видно, в укрытие погнали. А мне уже стволом в пузо тычут. И палец у дуры на спуске двустволки. Вот молодец, ловко и быстро создал себе радостей жизни. Сейчас ее пхнут, она и бахнет мне в кишки дуплетом!
Орево достигает апогея. Да есть тут у них начальство или что? Меня уже за локти хватают. Николаича затерли. А нет, еще и громче орать можно — похоже, наши подоспели… Сейчас по мордасам — и понесется.
На мое громадное счастье прибывает, кажется, начальство. Кто-то громко, во всяком случае, куда громче баб, орет: «Тихо!» Убедительно получается. Хороший голос. Добротный, как у спасенной нами раньше молодухи. Как «боинг» на бреющем прошел!
Толпа аж головы в плечи вбирает. Но недоброжелательность — еще куда как остается. Николаичу предлагают разъяснить людям — что да отчего. Разъясняет. Говорит он негромко, чем заставляет толпу притихнуть, и говорит — это я должен признать — хорошо. Именно для женщин так и надо говорить. Просто Кот-баюн. Когда речь доходит до девочек в медпункте, вижу, у бабенки с ружьем слезы на глазах. Тихонько пальцем отвожу стволы от живота. Уфф…
Дальше — хуже, потому как толпа рвется линчевать вивисектора. И оказывается, что кунга нет на том месте, где он стоял до моей оплошности. Охрана на воротах подтверждает — выехал, причем совсем недавно.
Вовка собирается дернуть следом, но толпа теток не дает ему двигаться. Максимум кого выпустят — это меня с парой сопровождающих. На джипе. И с обязательством максимум через час вернуться. Со мной выбираются Филя и братец.
За воротами ощущаю, что у меня вся спина мокрая — и задница тоже. «Со спины в желоб стекло!» — как говорили раньше в подобных случаях. Что-то сегодня я туплю серьезно — и все время. День, что ли, такой?