Лагом к волнЪ
Шрифт:
В тот раз Конкордия печенье и конфеты покупать не стала. Купила двадцать шприцов и два бинта. Пришла домой. Заправила в шприцы яблочный и гранатовый сок, выдавила эту хитрую суспензию в мойку, но так, чтобы в них оставались следы «кровяной» жидкости и, разбросала по квартире использованные шприцы. Обвязала себе руки бинтами и легла читать книгу.
Когда ее домашние стали возвращаться с работы домой, Конкордия отложила книгу и легла, неестественно разбросав руки-ноги по кровати, будто находилась под наркотическим воздействием. Ее увидела старшая сестра. Тормошила за плечо. Кричала, чтобы разбудить, но Конкордия
Олечка нянчилась с младшей сестрой со дня ее рождения. Нянчилась с нею не потому, что родители были заняты, а потому что дети любят быть ответственными. У всех детей в садике – собачки и кошки, а у Олечки были не только собачка, кошечка и рыбки в аквариуме, но и маленькая сестричка. Старшей было четыре, когда родилась Конкордия. Четыре года – это возраст бунтующей самостоятельности. Имя младшей сестре выбирала – старшая.
В современных приходских семьях выбор имени старшим братом или сестрой, можно сказать – традиция. Имя ребенку родители выбирают, конечно, по святцам, но дети иногда начинают обнаруживать пророческие задатки.
Когда старшая сестра уже стала взрослой, она слышала множество раз, как в других семьях какой-нибудь семилетний мальчик говорил своей маме: «У нас будет Катенька!». И мама рожала ему сестру, причем седьмого декабря – на Катерину.
Или в другой семье посторонние спрашивали старшую сестру восьми лет: «– Назвали братика?» Старшая сестра очень серьезно отвечала, что вообще-то у Бога она и просила Гришу. Гриша, к слову сказать, двенадцатого февраля родился – на трех Святителей.
Четырехлетняя Олечка стояла с папой в храме. Маму отвезли в роддом.
– Роддом – специальный домик для всех мам и самых маленьких деток, – объяснил папа.
Старшая сестра смотрела на шалящих детей, но играть с ними она не хотела. Она придумывала имя сестре, которая вот-вот должна была родиться. Священник благословил молящихся, перечисляя память святых того дня. Среди них была мученица Конкордия.
Олечка насобирала урожай из шприцев и пошла в медлабораторию на экспертизу к сестре с прихода Алле. Надо было узнать, что в них? Экстази? Героин? Олечка в этом мало что понимала. Но слышала, что героин – это самое смертоносное зелье!
Алла произвела исследования и следующим вечером позвонила Ольге:
– Конкордия хочет казаться хуже, чем есть. В шприцах – аква, фруктоза и пищевая химия.
Ольга родителям о Конкордии ничего не рассказывала, отнимая их щедрые скорби, чтобы папа занимался своим нездоровьем. С мамой Кокордия и сама старалась не говорить даже о болезни папы. Опускала глаза и стремительно пыталась ускользнуть, оставляя за собой удушливый «аромат» махорки. Этот «аромат» Конкордия изобрела сама. В свою сумочку она вкладывала двойной пакет с мокрыми окурками из институтской «пепельницы».
Вместо пепельницы на лестничных пролетах здания стояла литровая банка с водой, в которую страждущие курильщики и бросали свои выкуренные сигареты. Там же в «курилке» она подобрала забытую кем-то пачку сигарет и зажигалку, чтобы курить дома, исключительно при родных. Демонстративно пускать дым в лицо.
Хамить Ольге у неё получалось, но тоже не сразу. Для греха нужны привычка и навык.
Обманутой себя Конкордия почувствовала, лишь – когда Пьер узнал о ее беременности. Он внезапно сорвался и уехал во Францию. Она не знала, что его функции были им здесь исполнены, а вопрос об аборте с ее стороны, как у верующей – даже не промелькнет.
Конкордия увидела в таком его поступке – бегство. Раньше он говорил, что приехал в Россию на целых полгода – развивать новый интересный бизнес. Бизнес «мужской», поэтому рассказывать о нем Конкордии не имело смысла. Приехал не один. С огромным неаполитанским мастиффом по кличке Ньютон. Когда Пьер находился во Франции, они часто переписывались через интернет-приложения, но узнав о ее беременности, он словно забыл все свои обещания и ее саму.
И любила Конкордия Пьера. Но для чего была эта спешка в отношениях? Если любовь должна была остаться с ними на века! Но Пьер торопился сам. И ее торопил. Говорил об отсутствии доказательств ее любви. Его доказательствами служили его приезды в Россию. А ее доказательство – добрачное сожительство с ним.
Конкордия чувствовала себя не только обманутой, но и состарившейся в одночасье. Сразу – лет на сто. Она смотрела на себя, словно со стороны, и удивлялась, что до сих пор не видит всклокоченных седых волос, старческой шаркающей походки и землистого облика ведьмы.
Белое атласное платье больше ее не ждет. И шлейф ее фаты не будут нести три маленьких девочки, как было то у старшей сестры. И жених в церкви не откинет прозрачную гипюровую вуаль, чтобы обменяться с нею обручальными кольцами. Не взойдет она на белый плат вместе с женихом. А будет расписываться в ЗАГСе – без гостей и без свидетелей. Чтобы никто не увидел ее дитя, рожденное вне брака, которое, рядом находясь, обличит её своим присутствием. Все потеряно. Все утрачено. Конкордия будто бы чувствовала дыхание старости. Прежние намерения, надежды и перспективы были перечеркнуты вместе с потерянным целомудрием.
Для Пьера же все шло по его плану. В модельный ли бизнес, или в другое предприятие Конкордию теперь можно завлечь – без труда.
– Я не буду смеяться. Думаешь, Татьяна Константиновна в молодости не куролесила? – Спросила Конкордию Татьяна Константиновна и подвела ее к большому зеркалу на предварительную примерку. – Каждому поколению – своя война. Свой шторм. Свои соблазны.
Платье было наметано. Если выкройка составлена верно, через два часа Дия будет с новым нарядом.
10.
Став женой военного моряка-офицера, Татьяна Константиновна Вардоватова через два месяца узнала, что беременна. Она этому очень радовалась не только потому, что каждая женщина мечтает стать матерью, но и потому что надеялась – беременность успокоит Антошу, почему-то ставшего после свадьбы необычайно нервным.
За обедом Антоше вдруг попадалась котлета с волосинкой.
– Это не волосинка, Антоша, – жена рассматривала котлету, стоя на свету около окна, а потом, включив настольную лампу, – я не вижу никаких волосинок. Я всегда подбираю волосы, когда готовлю.