Лагом к волнЪ
Шрифт:
– Буду лечить экипаж в боевой обстановке. Вырезать гнойники и аппендиксы. И все это – при одуряющей качке. При адской жаре. Мой знакомый начмед всегда присутствовал при швартовке своего надводного корабля и даже вел при этом вахтенный журнал.
– Ты разве хирург? – Удивился Марк.
– Хирург.
– Почему тогда работаешь на «скорой»? И приехал по гинекологическому вызову?
– У нас в медицине – оптимизация. Хирургов – много. Их настолько много, что они, хирурги, пашут в две-три смены. А врачей на «скорой помощи» совсем нет: от слова –
«Его оптимизму и целеустремленности нужно учиться! Отыскать бы у самого себя кнопку с грехом уныния и застопорить ее на позиции «Выкл.» – подумал Марк, а Илья спокойно продолжал:
– Когда я служил в морской пехоте…
– Где ты служил? – Опешил Марк.
– В морской пехоте, – строго повторил Илья. – Я был фельдшером при санчасти и целых два раза ходил на БДК – большом десантном корабле. Качку переносил нормально, даже ел с аппетитом. Но мне больше нравится подлодка! Подводники – элита ВМФ!
– Подводники дышат тем, что выдыхают их товарищи. Ты знаешь об этом? – Спросил Марк.
– Знаю.
– Стало быть: ракетный подводный крейсер стратегического назначения?
– Так точно! Только пропустит ли медкомиссия? В военно-морскую академию я из-за роста не прошел, а в гражданский мед поступил.
– Возможно, дело не только в твоем росте, а тебе вежливо отказали по другой причине! – В самом деле: у Марка было множество приятелей военно-морских офицеров ниже среднего роста. Правда «ниже среднего» служили на берегу и в мичманских званиях. А флотские боевые офицеры все, как на подбор: видимо счастливец, отобранный инквизиционными комиссиями флотских учебных заведений, не может быть априори – не статным и не красивым. Но чтобы морально поддержать своего нового друга, ведь долг платежом красен, Марк пообещал: – Я попрошу за тебя молиться своего духовника отца Диомида. Ты крещен?
– Крещен. Дия – тоже верующая? В ее комнате много икон…
– Да. Она крещеная. В воскресной школе была вожатой скаутского отряда. На клиросе пела вторым голосом. Как руководитель – сопровождала в лагерь детей. У старших школьников до недавнего времени вела Закон Божий. А год назад, что-то с ней стало происходить. Думаю, у нее кто-то появился…
– И этот «кто-то», судя по всему, оказывает на нее губительное влияние.
– Она христианка, – печально напомнил Марк, – с нее и спрос строже.
– Она же – слабое создание. Доверчивое. У нее такое фантастическое имя – Дия. Или Диа?
– Конкордия, – протяжно произнес Марк.
– Конкордия! – Нараспев повторил за ним Илья, словно читая поэму. – Какая женщина! Безупречное тело. Груди, как две спелых дыньки. Я бы на такой и с тремя детьми женился. И своих бы троих завели. – Жесткими резкими движениями Илья принялся массировать себе лицо, словно пытаясь стянуть кожу с век. Потом он лег, свернувшись калачиком, и спросил, – Можно я у тебя останусь на ночь, если ты и твои родители не против?
– Оставайся, – ответил удивленно
– И я тоже со временем испорчусь. Мы будем «портиться» вместе.
– Ты влюбчивый?
– Нет, но девушкам со мной не скучно.
– Ты оказывается – бывалый ловелас?!
– Не бывалый. И почти не ловелас.
– Ого! Небывалый почти не ловелас!
– Марк, мне и самому не нравится, когда парень беспричинно меняет девушек.
У меня был школьный друг Эдик. Мы дружили с ним со второго класса, как он к нам пришел. После школы я приехал домой на первые свои студенческие каникулы, и мы пошли с ним на танцпол. А потом я ждал окончания каникул, чтобы уехать и не выслушивать от его девушек вопросы: «– Вы были вместе. Где Эдик?»
Девушки были всерьез взволнованы. Одна слышала в новостях, как перевернулся черный джип. «Врачи борются за жизнь водителя». А у Эдика – черный джип. Другая девушка узнала из других новостей – «сосулькой убило парня». Она сразу решила, что это – Эдик.
Он изменял не мне, но я постепенно прекратил с ним общаться. Потому что на вопрос его девушек: «– Где он?» я, конечно же, знал ответ – он у третьей, но вынужден был изображать на лице равнодушие – как предатель.
Хотя он и звонил и писал в сетях, что такой уж он есть от природы – любвеобильный. Я написал ему, что это не любвеобильность, а болезненное состояние. И не врожденное, а приобретаемое.
6.
Родители у Марка тоже были верующими, венчанными в браке. В день воскресный, молились в храме, постами – старались чаще подходить к Святой Чаше – тому и сына учили.
К своим сорока восьми годам его мама, Анна Геннадьевна, так и не научилась красиво повязывать платок – «как это делают все порядошные христианки», а его отец – Михаил Иванович нежно подначивал супругу: «– Фарисеюшка».
Мать с отцом видели, как тревожился Марк – от разлада с самим собой. Знали, как он привязан к владыке Серафиму, но говорить на эту тему с кем-либо кроме духовника отца Диомида Марк не желал, а с родителями отшучивался.
– Пошел наниматься к отцу Нифонту, – сказал он им перед уходом на кладбище.
– Был у нас Марк-отступник, а теперь будет Марк-гробокопатель. Хоть праведный, хоть строптивый, но – родной сын, – ответила мама за себя и за мужа. Михаил Иванович поцеловал жену и ушел в ночную фабричную смену – дабы семью содержать, пока его домашние рассуждают о неземных материях.
Анна Геннадьевна поговорила по телефону с подругой Татьяной. Приготовила скоромных наваристых щей и три противня эклеров. Поместила эклеры в пакет и, направилась теперь уже на вечерние посиделки для продолжения телефонной беседы к подруге Татьяне Константиновне. Причин для посиделок на этот раз было целых две. Первая – долгожданная и радостная. Вторая – удручающая.