Ларец Самозванца
Шрифт:
Неожиданно, она услышала рядом пение. Откуда-то из-за кустов, глухой на расстоянии, раздавался голос. Слов было не разобрать, а мелодия была заунывна... Зарина, однако, заинтересовалась...
Когда надо, татарка умела передвигаться бесшумно – как кошка. Сейчас был тот самый случай и Зарина, без треска и шороха скользнув в кусты, оказалась на берегу...
Они опять выбрали для стоянки место у воды – на этот раз, это было озеро. Окружённое густым кустарником, оно больше походило на болото в начале своего существование... но это была вода! Чистые кони, накупавшиеся люди. Свежая рыба, порядком скрасившая им наскучившую еду! Нечего и говорить, что, хотя они прошли за
А пел, оказывается, Яцек. Устроившись удобно под ветлой, он хрипловатым, но в общем приятным голосом выводил немного занудную песню. Зарине раньше не приходилось её слышать... да и польскую речь она не понимала. С другой стороны, ей показалось, что песня была добрая. Может, про любовь...
Всё же нашлась предательница-веточка, которая хрустнула под её ногой! Яцек, даром что весь ушёл в песню, мигом вскочил на ноги и сабля в его руке оказалась прежде, чем сердце Зарины ударило в третий раз.
– Кто там? – хрипло и испуганно спросил Яцек. – Кого черти носят ночью?
– Это я, Яцек, не бойся! – тихо и мирно сказала Зарина, выходя из темноты на освещённую Лунным светом полянку. – Я, Зарина!
– А я и не боюсь... – машинально огрызнулся не отличавшийся особой храбростью юнец. – Зарина?!
Зарина, нарочито медленно и осторожно, сделала два шага вперёд. Её улыбка была ласковой настолько, что сабля немедленно опустилась остриём в землю. Вот уж кого-кого, а Зарину увидеть здесь Яцек не ожидал... Показалось девушке, или лицо Яцека покрылось краской? Впрочем, он смущался всегда, когда на него обращали внимание. Таков уж есть... никуда не денешься!
– Яцек, а что ты пел такое? – усаживаясь подле него на траву и обхватывая укрытые шальварами ноги, спросила Зарина. – Я никогда раньше не слышала этой песни... Впрочем, я по-польски всё равно почти не понимаю!
Яцек смущённо почесал затылок.
– Ну... Это про любовь юноши к девушке. Он... она его не любит, а он готов умереть за неё. В общем, кончается песня тем, что он погибает у НЕЁ на руках.
Зарина кивнула, запечалившись... Песня её тронула, а, узнав ещё и содержание, она чуть не всхлипнула... Слёзы, по крайней мере, выступили, а одна наглая слезинка скатилась по щеке раньше, чем Зарина успела её сморгнуть!
Яцек, меж тем, набрался храбрости... даже сверх меры.
– Я бы тоже хотел... умереть на руках любимой! – быстро сказал он и, прежде чем Зарина хотя бы обернуться, звонко приложился влажными, как у телка, губами к её щеке. И тут же отпрыгнул, явно готовый к тому, что предмет его обожания пустит в ход свои кулаки... увесистые, к слову!
Зарина, однако, вопреки обычаю, была тиха и смирна. Лицо её, опущенное и завешенное прядями непокорных чёрных волос, склонилось чуть ли не к самым коленям, пальцы на обхвативших колени руках побелели от напряжения...
– Пан Яцек! – наконец заговорила она, и голос её был тих и покоен. – Вам, ясному пану, красавцу, не след так издеваться над бедной девушкой, полонянкой без роду, без племени... ибо весь мой род вырезали казаки, а племя моё давно забыло про меня!
– Пани Зарина! – так же тихо и очень твёрдо, необычно твёрдо для Яцека, сказал он. – Я сам – безроден, ибо пан Анджей привёз меня из Праги, подобрав на дороге, ободранного и грязного попрошайку... Никто не знает, кем я был до семи лет, пани Зарина! Не отвергайте меня, как того, кем я не был и вряд ли буду...
Голова
Зарина была тронута. Этот шестнадцатилетний, глуповатый, но очень честный юнец, совсем ещё телок, казался ей безобидным. Он и был безобидным... по крайней мере, если равнять его с Мареком. Вот тот, хоть и был меньше и младше, являл собой будущего волка... Причем, такого волка, которому недолго осталось ждать своего воплощения в истинную сущность. То, как он несколько дней назад повёл себя с ней, вполне ясно показывало, кем он являлся... Впрочем, в глубине души Зарина признавала, что его напор нравился ей и будь Марек тот раз чуть более настойчив... Да, она могла бы уступить ему. А вот Яцек...
Яцек угрюмым бычком сидел подле неё, даже не пытаясь пустить в ход руки, хотя их разделяло всего-то несколько пядей. Кажется, ему даже в голову не пришло подобное! Зарине даже пришлось бороться с охватившим её раздражением... Хотя раздражение тут же стихло, после того, как, выполняя её просьбу, Яцек вновь запел...
Его голос и в самом деле нельзя было назвать красивым, хотя он был и сильным, и глубоким. Тем не менее, слушать его было приятно, а польская песенка, которую он пел для неё, казалась продолжением той, первой. Правда, она была ещё грустнее, и вряд ли можно было спутать её с первой. Слёзы же – хотя Зарина и понимала слово через три, опять навернулись на глаза. Зарина всхлипнула...
Яцек – вот ведь дурак! – тут же оборвал песню. Его голос заметно изменился, в нём появились тревожные нотки.
– Я расстроил вас, пани Зарина? – тревожно спросил он.
– Нет! – всхлипнула та. – Но лучше не рассказывай мне эту песню... Я не хочу догадываться! Она... Она такая жалобная!
Яцек, кажется, был обескуражен её ответом. Тем не менее, просьбу выполнил без спора, и пересказывать сюжет не стал.
Ещё некоторое время они сидели молча, разглядывая ясно видные этой ночью звёзды на небе, выискивая кто Стожары, а кто – Волосыню. Потом Зарина вдруг резко вскочила на ноги. Глаза её сверкнули в свете звёзд, сами как две звёздочки, но голос был далеко не приветлив.
– Не провожай меня, не надо! – резко сказала Зарина и почти бегом, напролом, через кусты, бросилась прочь с поляны. Похоже, она обиделась...
Яцеку осталось только пожать плечами. Совершенно непонятно, чем же это он её обидел?..
4.
Сельцо Борисово, раскинувшееся перед отрядом Кирилла Шулепова, славно было своей короткой, но яркой историей. Говорят, царь Борис заехал сюда, ещё не будучи царём, когда возглавлял армию в походе на крымцев. Дело было поболее десяти лет назад, но места здесь и тогда были очень красивые. Красивые и почти безлюдные. Озадаченный царь велел основать здесь село и наполнить его людом. На маленькой, мелкой, безымянной речушке быстро срубили несколько десятков домов, нагнали в них царского люда и, не мудрствуя лукаво, назвали село Борисовым. Сам царь, увы, не успел здесь побывать более ни разу – сначала всё его внимание было захвачено недородом, три года мучившим Русь, затем полыхнуло восстание Самозванца, потом… Потом царь умер на вершине своего величия…