Ластики
Шрифт:
– Да нет же, – перебивает Дюпон. – Говорю тебе, я не видел никого, кроме доктора и его жены; а кроме них, сюда никто и не заходит.
В знак согласия доктор слегка кивает.
– Конечно… Конечно, – не слишком убежденно произносит черный плащ. – Но правильно ли скрывать от полиции… стоит ли соблюдать такую же…
Раненый приподнимается на постели:
– Я тебе уже сказал, что да! Руа-Дозе настаивает на этом. Кроме членов группы, он сейчас не может по-настоящему положиться ни на кого, и полиция не более надежна, чем все прочие. Впрочем, это лишь временная мера: руководители, по крайней
– Да, конечно… А старая Анна?
– Сегодня утром ей сказали, что ночью я умер, что рана у меня была коварная, из тех, что вначале кажутся неопасными, но не оставляют шансов выжить. Я не решался нанести ей этот удар, но так будет лучше. Если бы ее стали расспрашивать, она бы запуталась во вранье.
– Но в газетах написано: «Скончался, не приходя в сознание».
В разговор вмешивается доктор:
– Я им такого не говорил. Наверно, это присочинил какой-нибудь полицейский. Не все газеты это напечатали.
– В любом случае это… я бы сказал, это неприятно. Один, нет, даже два человека знают, что ты не терял сознания: старая Анна и тот тип, который в тебя стрелял.
– Анна газет не читает; кроме того, сегодня она уезжает к дочери и, таким образом, будет избавлена от назойливых расспросов. Что до убийцы, то он видел только, как я заперся в спальне; он не может знать точно, куда он меня ранил. Он будет счастлив узнать о моей смерти.
– Конечно, конечно… Но ты сам говоришь, что у них безупречная организация, что их разведка…
– Их главная сила – это вера в свои возможности, в успех. И на этот раз мы им подыграем. А поскольку полиция до сих пор была бессильна, мы обойдемся без ее помощи, по крайней мере какое-то время.
– Ладно, ладно, раз ты думаешь, что…
– Послушай, Марша, прошлой ночью я почти час говорил с Руа-Дозе по телефону. Мы тщательно взвесили это решение и все его последствия. Это лучший вариант, какой у нас может быть.
– Да… Возможно… А если ваш разговор подслушали?
– Мы приняли необходимые меры предосторожности.
– Да… меры предосторожности… конечно.
– Вернемся к документам: сегодня вечером мне совершенно необходимо взять их с собой, а появиться там я, естественно, не могу. Я вызвал тебя сюда, чтобы ты оказал мне эту услугу.
– Да, да, конечно… Но, видишь ли, это тоже следовало бы поручить полицейскому…
– Ни в коем случае, что ты! И потом, сейчас это уже невозможно. Вообще-то я не понимаю, чего тебе бояться. Возьмешь у меня ключи и после обеда, когда Анна уедет, спокойно зайдешь туда. Там и на два портфеля не наберется. Сразу же принесешь все мне. Я уеду прямо отсюда, около семи часов, на машине, которую пришлет Руа-Дозе, и еще до полуночи буду у него.
Маленький доктор встает и разглаживает складки на своем белом халате.
– Я вам больше не нужен, верно? Пойду взгляну на одну из рожениц. Чуть позже зайду к вам.
Боязливый черный плащ встает тоже, чтобы пожать ему руку:
– До свидания, доктор.
– Всего доброго, месье.
–
Раненый смотрит на свою руку:
– Вроде бы он все сделал как надо.
– Нет, я не об операции говорю.
Дюпон взмахивает здоровой рукой:
– Что я могу тебе сказать? Он мой старый друг; с другой стороны, ты мог убедиться, что он не болтун.
– Нет, вот это нет… он не болтун, конечно.
– А что ты подумал? Что он пойдет и продаст меня? Чего ради? Ради денег? Думаю, он не такой дурак, чтобы увязнуть в этой истории еще глубже, чем ему уже пришлось. Ему хочется только одного: чтобы я уехал как можно скорее.
– У него такое лицо… Он не кажется… как бы это сказать? Он кажется неискренним.
– Да что ты выдумываешь! У него лицо врача, который немного переутомился, вот и все.
– Говорят…
– Ну да, говорят! Впрочем, про всех гинекологов в этой стране говорят то же самое или очень похожее. Но при чем тут наши дела?
– Да… конечно.
Пауза.
– Марша, тебе очень не хочется идти за моими бумагами?
– Ну почему же… Конечно, я думаю о том, что это не совсем… не совсем безопасно.
– Но не для тебя! Я нарочно не прошу об этом кого-нибудь из группы. Тебе они зла не причинят! Ты же знаешь, они не убивают просто так, кого попало, когда попало. За последние девять дней произошло девять убийств, по одному в день, в одно и то же время – между семью и восемью часами вечера, как будто они обязались быть пунктуальными. Я – вчерашняя жертва, и со мной, как они считают, вопрос решен. На сегодня они определили себе новую жертву, и это, разумеется, не ты, – скорее всего, это произойдет даже, не в нашем городе. И наконец, ты пойдешь ко мне в светлое время дня, когда ни у кого нет оснований бояться.
– Да, да… Конечно.
– Так ты пойдешь?
– Да, пойду… чтобы оказать тебе услугу… раз ты считаешь это необходимым… Но мне не хотелось бы создать впечатление, что я работаю на вашу группу. Сейчас неподходящее время, чтобы афишировать слишком тесные связи с вами, верно? Не забывай, что я никогда не разделял ваших убеждений по основным вопросам… Заметь, я говорю это не потому, что защищаю этих… эту…
Доктор прислушивается к ровному дыханию. Молодая женщина спит. Через часок он снова зайдет к ней. Сейчас только начало девятого. Сегодня вечером, не раньше семи, Дюпон, по его собственным словам, покинет клинику. Почему Дюпон вызвал именно его? Мог бы вызвать любого другого… Не повезло.
Сегодня в семь вечера. Какой длинный день. Почему в таких вот делах всегда обращаются к нему? Отказаться? Нет, ведь он дал согласие заранее. Снова он сделает то, что от него требуют. А как быть дальше? Когда имеешь дело с тем типом, выбора нет! Только этой, новой истории ему еще не хватало.
Тот тип. Он него так просто не отделаешься. Ждать. До семи вечера.
Как может Дюпон втягивать своих друзей в такие авантюры! Марша находит, что это просто наглость с его стороны; да еще изволь делать вид, будто ты в восторге! Разве у него нет жены? Вот пусть бы она и пошла туда. До семи вечера вполне можно связаться и с ней, и с кем угодно.