Ласточка с дождем на крыльях
Шрифт:
Она немного помолчала и потом сказала, чуть растягивая слова, своим хрипловатым голосом, как ему показалось, опять с иронией:
– Знаю. Ярослав Петрович Красин. Известный архитектор. Член-корреспондент. Женат. Имеет сына двадцати лет, студента третьего курса архитектурного института. Жена – домохозяйка. Что еще? Награжден. Объездил почти весь мир.
Красин был поражен.
– Однако, – промычал он, поперхнувшись дымом. – Вы жена Шерлока Холмса?
– Нет. Все гораздо проще. – С гор прилетел ветерок, отогнал в сторону сигаретный дым. Запахло летним погребом,
– За мной? Зачем?
– Просто так. Интересно.
– Развлекаетесь? – Ярослав Петрович попытался тоже перейти на иронический тон.
– Нисколько. Это нужно мне. Помогает жить.
Красин был совсем сбит с толку. Уж не мистификация ли это? Может быть, подстроил Гордеев? От него всего можно ожидать. Однако откуда мог знать Гордеев, что ему, Красину, захочется выйти на балкон и он заинтересуется сигаретным светлячком. Красин вообще мог уехать в гостиницу. В этой суматохе могли бы и не заметить его отсутствия.
– Вот уж не думал, что, сам того не ведая, помогаю кому-то жить, – сказал Ярослав Петрович. Он был заинтригован. – Вы не расскажете подробнее?
– Зачем? – Он почувствовал, как она пожала плечами. – От этого ведь ничего не изменится.
– Вы русская?
– «Вы замужем? – передразнила она его в тон. – Кем вы работаете? У вас есть дети?» Я о вас узнала все сама. Узнайте и вы обо мне. Мне хочется пить.
– Сейчас принесу.
Он быстрым шагом направился в зал, но там уже все было выпито и съедено. Остались только спиртные напитки. Красин налил два фужера шампанского.
Когда Ярослав Петрович вышел на балкон, она как раз прикуривала сигарету, и он опять на несколько секунд смог увидеть ее. Теперь она понравилась ему больше: может быть, по-другому падали тени.
– Шампанское теплое. Не люблю теплое шампанское.
– А кто его любит?
– В самом деле. Можно сейчас пойти в горы, отколоть кусочек вечного ледника и бросить в фужеры, – сказал он шутя и по тому, как она засмеялась отрывисто и тут же подавила смех, почувствовал, что шутка ей понравилась.
– Можно проще, – сказала она. – Сходить на кухню и украсть из холодильника.
– В самом деле! – Красин повернулся, чтобы бежать на кухню, но она удержала его за руку. Рука у нее была сухая и горячая.
– Не стоит. А если вас поймают? Представляете, какой получится скандал? Знаменитый архитектор пойман на кухне с поличным. Завтра об этом будет говорить весь город. У нас любят посплетничать.
– Посплетничать любят везде. Я этого не боюсь.
– О конечно! Великим все равно, что о них говорят. Даже наоборот. Сплетня – фундамент славы.
– А вы довольно умны.
– Это лишь один из моих недостатков. Да вы садитесь.
Он послушно сел.
– Какие же у вас недостатки? – спросил он. – Кстати, как вас зовут?
– Зовите меня просто Зоей. Я еще довольно молода. Это в темноте я кажусь старухой, потому что у меня резкие черты лица. Ночь заполняет впадины, и я кажусь старой ведьмой.
– Разве бывают молодые ведьмы?
– Сколько угодно. Молодых ведьм сейчас больше, чем старых; они коварнее и жесточе своих бабушек.
– Почему?
– Потому что получили образование. А кроме того, утратили некоторые традиции и предрассудки.
– Например?
– Ну… они действуют поодиночке, не слетаются на шабаш.
– Это имеет какое-то значение?
– Да. Раньше на шабаше вырабатывалась общая программа, и поэтому не было особого соперничества. Сейчас же молодые ведьмы работают порознь, у них сильно развит дух соревнования; вот почему нет предела их жестокости и коварства. Кроме того, на шабаше их наказывали за проступки.
– Вы молодая ведьма?
– В каждой из нас сидит немного нечистой силы. Только дай ей волю.
– Вы не даете?
– По мере своих сил и возможностей.
– Однако мы отвлеклись от темы, – сказал Красин и отхлебнул шампанского. – Значит, на солнечном свете вы красивее?
Зоя тоже поднесла к губам бокал.
– Во всяком случае, так все говорят. А когда все начинают говорить одно и то же, невольно поверишь в это и сама.
– Я могу убедиться в вашей теории?
– Нет.
– Почему?
– Вы же улетаете завтра. На рассвете. В это время вся наша долина еще в тени.
– Вы даже знаете, когда я улетаю. Однако вы можете приехать в аэропорт. Там-то хоть будет солнце?
– Там будет. Но зачем мне приезжать? Это не надо ни мне, ни вам.
– Вы уверены?
– Абсолютно.
– Но какое вы имеете право это решать за меня?
– Вами движет просто любопытство. Все люди любопытны, и вы, увы, не исключение.
– Хорошо. Я стану исключением. Исключением всегда быть приятно.
Они помолчали. Справа доносился шум банкета, слева – молчание гор. Резко и дурманяще пахли какие-то цветы за их спинами. Она затушила сигарету в стоящей рядом высокой металлической пепельнице и сразу же закурила новую. Запах дыма смешался с запахом орхидей и сразу как-то передал ощущение ото всего сразу: от шумного скопища людей в бетонной коробке; черных гор, о присутствии которых можно было лишь догадываться по отсутствию звезд – звездное небо рваным пологом качалось над долиной; в том месте, где лежали снеговые шапки, звезды дробились на мелкие осколки и были скорее похожи на маленькие искрящиеся костры, чем на звезды. Эта противоестественная смесь запахов объяснила и необычную встречу в тропических зарослях с женщиной, которая знала о нем все; и легкий, ненавязчивый плеск горной речки, протекавшей километрах в двух; и веселую песню, которую нескладно пели участники банкета; и вековой платан, раскинувшийся над верандой, для которого, наверно, эта веранда была лишь мгновением в жизни – возникла дурно пахнущая цементом веранда и скоро исчезнет, а он, платан, будет по-прежнему шелестеть жесткой листвой, соревнуясь в вечности и мудрости лишь с горами; – и никелированную пепельницу, освещенную сразу двумя огнями: светом неоновой лампы из банкетного зала и отблеском звезд. Справа, откуда приходил неоновый свет, пепельница была мутно-желтой, слева, со стороны гор, черно-голубой.