Латинист и его женщины
Шрифт:
Глава 18. ВЫЧИСЛЕНИЯ
Через месяц (был уже конец сентября) тайны стали раскрываться: моя соседка появилась в короткой юбке, и с ногами у неё при этом всё обстояло великолепно. Тогда же я впервые услышал и её игру на пианино и негромкое пение. Приятно поражали манера исполнения и выбор музыкального произведения — это была классика. Охотно допуская, что это всё был лишь некий психологический приём, я всё же немедленно ринулся в наступление. Оживился, разговорился, сразу перешёл на ты и — слово за слово — сделал ещё одно открытие: оказывается, моей соседке совсем не тридцать лет. Незадолго до
С одной стороны — открытие неприятное: женщина намного старше, чем я думал прежде. А с другой стороны, это просто здорово: женщине — тридцать семь, а выглядит на тридцать.
Что ещё? Сама сказала, не дожидаясь вопросов и намёков: не замужем. Разведена. По профессии инженер-технолог в области сельскохозяйственного машиностроения, того самого, что сейчас остановилось во всей России и особенно в городе Ростове-на-Дону. Любит животных и классическую музыку — ну это я и так уже понял… А сюда переехала из очень приличной и просторной квартиры, а вовсе даже и не из коммунальной. Нужно было окончательно и бесповоротно размежеваться с бывшим мужем, вот она и совершила этот ужасный обмен с ухудшением жилищных условий.
Тогда же и я рассказал о себе: тоже, мол, разведён; раньше жил с женою в квартире её родственников, а теперь вот попал сюда, в коммуналку… Моя бывшая жена теперь живёт в Испании, на Балеарских островах. Замужем за испанцем — черноволосые испанцы страсть как обожают русских блондинок. Испанец очень богат — на его деньги бывшая жена и купила мне эту комнату в коммуналке, чтобы мне не так обидно было… Пожалела… Да, живут богато… Там, на островах, у этого испанца — собственная гостиница (и, кажется, не одна), и в этом есть своя прелесть: с одной стороны, бывшая супруга не имеет ко мне никаких претензий и не просит алиментов, а с другой стороны, я могу быть спокойным за судьбу дочери — с голоду не помрёт на чужбине. Хотя и то плохо: неизвестно, когда её удастся увидеть вновь — ведь денег для поездки на Балеарские острова у меня нет, а сама бывшая жена заявила, что сюда, в эту нищую, богом забытую Россию — она больше уже ни ногой. И дочку никогда не пустит… А я очень люблю свою дочку и вообще — детей. Вот такие у меня дела… Классическую музыку люблю, а вот кошек и собак ненавижу… А где работаю? Да в мединституте. Преподаю там латынь.
За этим моим сообщением последовала реплика:
— Мединститут! Это, должно быть, денежное место!
— Ничуть, — ответил я. — Конечно, у нас там учатся только отпрыски богатых и влиятельных родителей — это правда, но мне мало что перепадает от этого ихнего богатства. Натаскиваю по-латыни отстающих, да ещё даю уроки английского языка, иногда — немецкого или французского; клиентура у меня никогда не переводится… Вот и весь боковой заработок. Кое-как живу. Выживаю. И уж во всяком случае на заграничные поездки заработать себе не могу. Я ни разу не был за границей.
— Ты любишь свою работу?
— «Работу» — это означает язык и его преподавание?
— Ну да, я в этом смысле и спрашиваю.
— Трудно сказать… По-настоящему я знаю и люблю только два языка — латинский и свой родной русский. Английский ненавижу за то, что он как раковая опухоль расползается по Земному шару; к французскому — равнодушен. Более-менее уважаю немецкий — это язык очень богатый, почти утончённый, но он сейчас никаким спросом не пользуется, и мои знания мало кому нужны.
— У тебя есть машина?
— Нет, — решительно ответил я, всем своим нутром отчётливо понимая: это очень плохая рекомендация моей персоне. Почти приговор. Ну да и пусть.
Наступило молчание.
— Это очень плохо, что у меня нет машины? Или не очень?
— Очень, — честно и просто ответила Зинаида. — Все мои мужчины всегда были с машинами. И по заграницам всегда ездили. И английский язык — они его если и не знали, то по крайней мере очень уважали. Я просто поражаюсь тебе: как это можно не любить английский язык! Ведь это такой прекрасный язык!
Я усмехнулся.
— А сколько у тебя в жизни было мужчин?
— Я на такие вопросы не отвечаю.
— Почему?
— Потому!
— А ты возьми и ответь!
— Давай договоримся так: никогда больше этой темы не касаться — о том, что было, с кем и сколько раз.
— Давай, — охотно и весело согласился я. — Мне так даже и интересней будет. Но предупреждаю: я человек наблюдательный. И — хороший психолог. А ещё — у меня очень сильная память. Так вот: ни единого слова, сказанного тобою, я никогда не забуду, ни единого твоего жеста, ни единого наблюдения над тобою не упущу. Через некоторое время я и сам определю все интересующие меня подробности.
С Зинаиды вдруг мигом слетела вся её торжественность. Она так даже и испугалась:
— Ой, не напрягайся ты так! Не надо! Я тебе со временем и так всё сама расскажу. Ты только не торопи меня, хорошо?
Глава 19. ВЕЧЕР НА ВИЛЛЕ
Однажды мы пошли в гости. Не хочу называть точного места, но одно скажу: это была двухэтажная вилла, на высоком берегу прекрасного, скажем так, водоёма (название которого я также утаю), и окружённая забором, высотою в разных местах от трёх до пяти метров. Забор был весьма профессионально оснащён колючею проволокой и сигнальною системой. Он был очень длинным, ибо огораживал большой участок, и Зинаида при входе в эти таинственные владенья была почему-то больше всего поражена не колоннами и башенками, не охраной и собаками, а именно этим самым забором.
— Куда ты меня привёл? — шепнула она, оглядываясь по сторонам.
— Увидишь, — ответил я.
— Здесь хорошо! Такая кругом природа! Но почему такие крепостные стены? Такие толстые, такие высокие! На них пошло кирпича и железобетона вдвое больше, чем на весь этот дворец!
Я прошептал:
— Если у человека есть деньги, то должен же он их как-то потратить! А кроме того, если они есть, то их надо ещё и уберечь от разграбления — вот для того и забор.
Зинаида нашла мои доводы вполне разумными, после чего я познакомил её с хозяином — весьма пожилым выходцем из Средней Азии, и мы провели в его обществе несколько приятных часов: шампанское, шашлыки, слуги, появляющиеся при одном щёлканье пальцев, разговоры о том, о сём… Был уже вечер, когда хозяин, пожелав нам спокойной ночи, отправился куда-то в свои покои.
Появившаяся по его команде русская служанка — толстенькая и неказистая, но одетая во всё с иголочки — весьма почтительно сообщила, что она уже постелила нам. Зинаида вся так и вспыхнула при этих словах и потребовала подробных разъяснений, а получив их, тут же велела, чтобы мне и ей постелили отдельно, но в одной комнате.
Пока всё это происходило, я всматривался в Зинаиду: длинное, торжественное платье тёмно-синего цвета, строгий взгляд, надменный тон, а на голове — русая коса, намотанная чуть ли не в виде короны.