Латышские народные сказки
Шрифт:
— Нас ведь пятеро, как же мы разделим одного гуся на всех?
— Ничего, барин, велите мне, я разделю.
— Ну-ка покажи, как это делается!
Когда гуся ощипали, взялся старый за дележку: отрезал голову с шеей и подает самому хозяину:
— Вам, как главе всех почтенных господ, — всю мудрость и власть над этой малой тварью.
Потом отрезал оба крыла, дает их барыне с дочкой и говорит:
— А это вам с красавицей-дочкой, чтобы ваши душеньки могли в небесах порхать.
Потом отрезает обе ноги и дает обоим барчукам:
— А это сыновьям барина, чтобы
Барин с барыней только дивятся — до чего ловко разделил старик гуся! И на радостях дают ему леса сколько угодно. Крестьянин — не будь дурак — закатил себе избу, что твой господский дворец: две трубы, окна высокие, двери широкие. Соседи глядят и допытываются, как он смог такие хоромы выстроить, когда у самого гроша ломаного за душой не было. Оказалось, все это добыто за одного гуся. Вот одному старикашке тоже взбрело в голову: «Постой, а у меня-то ведь шесть гусей, ежели их снести, то и мне барин лесу даст».
Принес он к барину всех своих гусей и просит леса на новый хлев.
— Ладно, ладно, да только как же нам быть, милейший? У тебя шесть гусей, а нас-то пятеро!
Задумался старик, не знает, бедняга, что ему делать. А барин вспомнил, что был у него недавно один крестьянин, который так чудно делил гуся, однако все довольны были. Велел призвать его к себе. Вот приходит тот старик, и велят ему шесть гусей разделить поровну на пятерых человек. Поглядел крестьянин, долго раздумывать не стал и говорит:
— Подсоблю, коли нужда в том есть. Вот как будем их делить! Разберем все по тройкам. Вы, барин с барыней и один гусь — тройка. Вы, оба сына и опять же один гусь — тройка, и эти оба гуся с барышней — тоже тройка. Только два гуся осталось! Сделаем так! Я да их двое — тоже тройка. Вот всем поровну и досталось.
Все рты поразевали. За такую ловкость дал барин леса не тому, кто просил, а тому, кто делил, — за смекалку. Теперь этот мужик и хлев себе новый выстроил, а другой так и остался ни с чем.
Мачатынь
— Гляди, гляди! Ты видывал такой котел, чтобы в нем каша посреди избы без огня кипела? А я всегда так: воды налью, крупы засыплю, поставлю на пол, он знай себе варит.
Поглядел барин — правда ведь, бурлит вовсю. Да только невдомек ему, что всегда каша, снятая с огня, еще продолжает бурлить.
— Знаешь что, Мачатынь?
Ладно. Барин, дуралей, принес котел домой, положил в него зайца, пусть варится. Да без огня разве что сварится? Смекнул барин, как надули его ловко, и велит позвать Мачатыня на усадьбу, чтобы почесать ему спину палкой. А Мачатынь заранее знал — не миновать ему порки. Однако, чтобы подшутить над барином, он налил кровью телячьи кишки и привязал себе на спину. Как ударил барин дубиной, так кровь и брызнула во все стороны. Вытянулся Мачатынь на земле и стонет:
— Убил, убил, сам своего Мачатыня убил!
Барин увидел Мачатыня всего в крови, побежал к дворовым мужикам и наказал им под шумок Мачатыня в мешке утопить в проруби. Принесли его мужики к озеру. А прорубь замерзла; надо за топором идти. Пока мужики топор искали, Мачатынь вылез из мешка и набил его камнями. Утопили мужики камни.
Дня через два-три снова идет барин на охоту. Еще зайца не подстрелил, как вышел тут Мачатынь из избушки и давай кидать в его шавок сосновые шишки. Глядит барин на Мачатыня и удивляется:
— Ты откуда взялся? Чем в моих собак кидаешь?
— Теперь я во всех собак деньгами бросаю, а когда деньги кончаются, то стоит только в прорубь залезть, как гребу их там кучами. Только не говори, барин, своим работникам, не то они тоже пронюхают дорожку к моим деньгам на дне озера.
Барин, услыхав такое, заторопился, вроде бы домой, а сам — к озеру, прыгнул в прорубь и пошел на дно топором, только пузыри забулькали. Он и по сей день ищет там деньги Мачатыня.
Всевидец
— Так скоро пропавший перстень не сыщешь. Кормите меня три дня как следует, да еще денег отсыпьте, тогда я вам и выложу, где тот перстень.
Согласился барин и приказал кормить старика, сколько его душеньке угодно. После ужина старик и говорит слугам:
— Слава богу, один есть, да в запасе еще два.
Он-то думал о хорошо проведенном дне, а слуги, которые в пропаже виноваты были, подумали, что ведун об одном из воров уже прознал.
На следующий день старик опять славно поел и снова говорит:
— Слава богу, два есть, да третий в запасе.
Он опять говорил про два славно прожитых денька, а слуги еще больше уверились в том, что ведун уже о двух ворах прознал.