Лаура. Ванна
Шрифт:
— До встречи со мной ты видел любовь везде. Теперь же, из-за меня, твое зрение сузилось. Мне это не нравится. Я не хочу, чтобы люди останавливались в любви на ком-то одном, выделяли кого-то одного.
Восхищенно я погладил ее милое лицо и сказал:
— Сегодня вечером я смотрел не только на тебя. Я видел также, как занимается любовью Мирта. Но это правда, я ревновал, так как это была не ты, а я хотел видеть и восхищаться именно тобой. Вот такую ревность испытал я сегодня. Ты ошибаешься, Лаура, я продолжаю видеть любовь повсюду. А теперь именно ты помогаешь мне
Она долго смотрела мне прямо в глаза, не говоря ни слова. Я не знал, о чем она думала. Думала ли она в тот момент обо мне? Без сомнения, так как она внезапно схватила мою камеру и засунула себе между бедер, прижав объектив к нежно-розовой щели. Она обеспокоено бросила на нее взгляд, который постепенно потеплел, стал более нежным, чувственным. Одной рукой она поглаживала черную металлическую поверхность камеры, будто это была моя щека, мое сердце, мой член. Она ласкала камеру, нежно проводя пальцами по ее поверхности, ощупывая каждый ее изгиб, угол, дойдя, наконец, до длинного, прямого объектива, вершина которого была толще и выдавалась вперед. Пальчики Лауры нежно обхватили сначала основание камеры, потрясли его, затем заскользили вверх до выступающего солнцезащитного щитка, похожего на крайнюю плоть. Ее ласки заставили красноватую кожу стеклянного "пениса" засверкать призывно и нежно. Лаура возбудила его кончиками пальцев, обхватила и уже не выпускала его.
Потом пальцы ее соскользнули с вершины камеры
к ее основанию и вернулись назад. Проделывала она эти движения ритмично, но без излишней спешки, в медленном, сознательно выбранном ритме.
Затем Лаура поднесла нацеленный прямо на нее объектив к губам, поцеловала его, облизала, смочила слюной, целуя голубые жилки и вены. Наконец, она поместила его между зубов и начала двигать взад и вперед. Когда она почувствовала, что стальной фаллос близок к оргазму, она нежно вытащила его изо рта, склонилась над моим членом и долгими глотками высосала из него потоки спермы. Когда мой пенис вздрогнул в последнем спазме, она подняла голову и не вынимала его изо рта до тех пор, пока я полностью не успокоился и сам не отодвинулся от нее.
— Теперь ты лучше меня понимаешь?— серьезно спросила она. Я всегда буду хотеть ее, всегда буду хотеть чего-нибудь большего от нее! Я ответил, почувствовав прилив нового желания:
Я только тогда действительно понимаю тебя, когда вижу совершенно обнаженной
Десмэнд и Марселло внезапно вышли из отдаленного участка густого леса. Они нас не сразу заметили.
Я прошептал Лауре:
— Я вижу тебя лучше, когда другие смотрят на тебя.
— Ты хочешь меня только тогда?
— Нет. Но я люблю тебя еще больше, когда другие
любят тебя.
Она задрала рубашку и улыбнулась двум мужчинам, приближающимся к нам. Я знал, что они никогда не видели ее голой. Теперь же они поймут ее по-настоящему, смогут судить о ней без предрассудков.
Я резко поднялся на ноги.
— Пойду, принесу свою одежду,— сказал я Лауре.
— Вы оставляете ее с нами? — спросил Марселло.
— Только на несколько минут,— ответила Лаура, обращаясь ко мне.
Десмонд добродушно улыбнулся:
—Мы воспользуемся ими как следует.
В пять часов утра я чувствовал себя бодрым и не уставшим. Я нес Лауру на руках. Она была легкая, как перышко.
Снова на ней была моя рубашка. На себя я накинул ее белое платье: оно было таким же влажным, как и в четыре часа. Ночь была теплая, и в своей хлопчатобумажной куртке я вспотел. Ведь мне пришлось пронести мою любовницу на руках довольно долго.
Покинув бассейн, мы пересекли покрытую травой и кустарником местность и, наконец, пришли в освещенный светом внутренний дворик — патио. Был ли там кто-нибудь еще, кроме нас? Нет, место было пустынное, кругом никого даже слуги давно отправились спать.
Я миновал одну комнату, другую, пересёк еще один дворик и попал еще в одну комнату, где находился безупречно одетый молодой человек, с жадностью пожирающий огромный кусок пирога.
Я остановился напротив, выставив перед ним ноги Лауры, свешивавшиеся с моей правой руки. Она выпрямилась, подняла голову с моего левого плеча и вместе со мной внимательно посмотрела на единственного обитателя комнаты.
Он повернулся к столу, взял из корзины бутылку шампанского, наполнил широкий бокал и протянул Лауре. Та отрицательно покачала головой. Затем он предложил шампанское мне. Я тоже отказался, поэтому он сам опустошил бокал, медленно, смакуя, вытер губы, поднялся со стула и церемонно представился:
— Меня зовут Артемио Лорка. Я из Макати.
— Николас Элм. А это Лаура Олсен.
Он снова поклонился.
— Я знаю,— сказал он.
Лаура рассмеялась. Мужчина удивился. Он по очереди оглядел нас, приходя в себя. Выглядел он довольно привлекательно. Высокий, стройный, с прекрасными манерами, хорошим вкусом, модно одетый, с приятным голосом и доброжелательным выражением лица — все в нем выглядело соблазнительно. Конечно, это была воспитанная, сознательная соблазнительность и привлекательность.
— У вас есть машина? — осведомился он.
— Джип.
— Вы меня не подбросите?
Я спросил взглядом согласия у Лауры. Глазами она показала, что не против такого спутника. Я ответил молодому человеку:
— Отчего же, если вы не против посадить на колени мою подружку.
— Ради бога, какие могут быть возражения,—
заверил он.
Я повернулся, чтобы идти дальше с Лаурой на руках, но она прошептала:
— Я пойду сама.
Я опустил ее на пол, и только тут почувствовал,
что мои, руки онемели.
Лаура встала на цыпочки, чтобы взять свои чулки,
обмотанные вокруг моей шеи. Моя рубашка была ей слишком коротка; ноги обнажились до самых ягодиц.
Я даже не взглянул на Дон-Жуана, так как был уверен,
что это не прошло мимо его внимания.
Одновременно мое предубеждение против него
развеялось, как по мановению волшебной палочки.
Если Лаура считает нужным его соблазнить, и он,
по ее мнению, достоин этого, то он не может быть таким пустым и ничтожным, как мне показалось сначала.