Лавина (сборник)
Шрифт:
— А нельзя привести каждому по девочке? — спросил отец.
Несчастные совки. Отец стучит, как дятел. Рад, что хватает на бананы. А жил бы в нормальной стране, имел бы несколько домов в горах и на побережье. А мать… слаще морковки ничего не ела. Ни взлетов, ни падений, ни засухи, ни дождя. Климат умеренно континентальный.
Алик достал бумагу из тумбочки и стал писать стихи:
Море сна — за острые боли, ЖизниВошла медсестра, всадила укол так, что онемела нога.
«Садистка, — подумал Алик. — Получает удовольствие от чужой боли».
Медсестра вышла. Рок грохотал в уши. Стихи подходили к горлу:
В палату вошел Месяцев и сел на край кровати. Алик снял наушники.
— Скажи маме, пусть не приходит каждый день, — попросил Алик. — А то приходит и начинает рыдать.
— Она переживает, — заступился Месяцев.
— Пусть переживает дома. Она рыдает, а я что должен делать?
— Успокаивать.
— А меня кто будет успокаивать?
В его словах была логика. Логика эгоиста.
— Алик, я ушел из дома. — Месяцев как будто прыгнул в холодную воду. Это было плохое время для такого сообщения. Но другого времени не будет. Алик вернется домой и не увидит там отца. Он должен все узнать от него.
— Куда? — не понял Алик.
— К другой женщине.
Алик стал заинтересованно смотреть в окно. Месяцев проследил за его взглядом. За окном ничего не происходило.
— Я к бабке перееду. А она пусть к матери перебирается, — решил Алик.
Месяцев понял: Алик смотрел в окно и обдумывал свою ситуацию в новой сложившейся обстановке. И нашел в ней большие плюсы.
— А чего ты ушел? — как бы между прочим поинтересовался Алик.
— Полюбил.
— Так ты же старый.
Месяцев промолчал.
— А она хорошо готовит? — спросил Алик.
— Почему ты спрашиваешь?
— Я буду ходить к тебе обедать. Я буду жить у бабки, а есть у тебя.
— Мама может обидеться.
— Это ее трудности.
— Ты жестокий человек, — упрекнул Месяцев.
— А ты какой? Ты живешь, как хочешь. И я буду жить, как хочу. Почему тебе можно? А мне нельзя? Или всем можно, или всем нельзя. Разве не так?
Месяцев молчал.
Рядом на кровати сидела пара: старая женщина и ее сын в больничной пижаме. Он сидел поджав ноги, положив голову на материнское плечо. И они замерли в печальной отстраненности. Они были друг у друга и вместе выживали. Сын собирался спасать человечество от гиподинамии.
А Месяцев сейчас встанет и уедет к молодой женщине, к исполнительской деятельности…
— Вот тут мои книги, тетради и термос, — сказал Алик. — Некуда класть. Сестры ругаются.
Алик протянул довольно тяжелый пакет. Месяцев взял и поднялся.
— Ты мне что-нибудь принес? — спросил Алик.
Это был вопрос его детства. Он всегда спрашивал, как только научился говорить: «Ты мне что-нибудь принес?»
И Месяцев всегда что-то протягивал: мячик, шоколадку.
— А разве тебе мама не носит? — смутился Месяцев.
— Мама — это мама, — резонно заметил Алик. — А ты — это ты.
— Если хочешь, возьми мою ручку. — Месяцев достал из кармана паркер с золотым пером.
— Ух ты…. — задохнулся Алик.
— Надо сказать: спасибо, папа.
— Спасибо, папа…
Они обнялись, и Месяцев с ужасом почувствовал, что он плачет.
Ирина купила ящик вина и утром выпивала стакан. И ходила как под наркозом. На улице было скользко. Ноги разъезжались, как у коровы.
Аня ушла жить к Юре. Не могла оставаться в доме, оскверненном предательством.
Лидия Георгиевна переехала жить к дочери, чтобы не оставлять ее одну. В доме присутствовало предательство, и они обе дышали его тяжелым испарением. Никому ничего не говорили. Все держалось в глубокой тайне. Единственный человек, которого поставили в известность, — ближайший друг семьи Муза Савельева. Муза — профессор консерватории, арфистка и сплетница. В ней вполне совмещалось высокое и низменное. Так же, как органы любви территориально совпадают с органами выделения.
Муза — ровесница Ирины. Она жила на свете почти пятьдесят лет и на собственном опыте убедилась, что семья не там, где страсть. А там, где дети и где удобно работать. Потому что страсть проходит. А дело и дети — нет.
— Он вернется, — пообещала Муза.
— Когда? — спросила Ирина и выпила стакан вина. Это имело значение — когда. Потому что каждый день, каждый час превратился в нескончаемый ад.
— В зависимости от объекта, — профессионально заметила Муза. — Кто такая?
— Понятия не имею, — созналась Ирина.
— Вот и плохо, — не одобрила Муза. — Чтобы решить проблему, ее надо знать.
Муза оперативно раскинула свои сплетнические сети и быстро выяснила: Месяцев ушел к Люле. Люля — известный человек, глубоководная акула: шуровала себе мужа на больших глубинах. Предпочитала знаменитостей и иностранцев. Знаменитости в условиях перестройки оказались бедные и жадные. А иностранцы — богатые и щедрые.
Поэтому она брала деньги у одних и тратила на других.