Льдинка
Шрифт:
– Что будем делать с этим сказочником? – осведомился он. – Скажу честно, я бы пристрелил его, как по законам военного времени. Основания – соучастие в тяжком преступлении, ношение холодного оружия, незаконное хранение драгоценных металлов и так далее. Наверняка он и границу пересек в обход всех регламентов. Эй, Ингри, как там тебя?
– Тух-Тух, – мягко, но решительно поправил его блондин.
– Ладно, пусть будет так. Откуда у тебя монета? Сдается мне, это и есть твоя тайна, а?
Тух-Тух угрюмо молчал.
– Я бы тоже не оставлял его в живых, – подал голос Аммонит.
Он усиленно делал вид, что не замечает застывший ужас в глазах Златы, и упрямо развивал свою мысль:
– Ситуация сейчас хуже некуда, перспективы вырваться с острова сводятся к нулю. А он опасен, понимаете? Дильс был прав – он никто, человек из ниоткуда. Я видел, что там творилось, на чилийской зимовке. Будь он со своими друзьями, неизвестно, кто вышел бы победителем и что было бы дальше. Он способен на все. Держать его связанным? В какой-то момент он освободится и перегрызет нам глотки. У нас ограниченные запасы еды, даже учитывая, что мы нашли кое-что на базе. Оставлять его в живых – значит подвергать нас неоправданному риску.
– Я против, – сказала Злата. – Мы не какие-нибудь звери или фашисты. И потом, он просто хотел уйти. Если бы он намеревался убить кого-то из нас, у него была масса возможностей. Мы можем просто вернуться к себе и ждать помощи. Иного варианта не вижу. Но лишать жизни человека, каким бы он ни был, мы не вправе.
Дильс задумался.
– Злата права. Хватит с меня юшки, на фронте и так будь здоров навидался красненького.
– Я никуда не пойду, по крайней мере сейчас, – проскрипел по-стариковски Костя. – Осточертело уже туда-сюда шмонаться, как клячи на пароме.
– Единственную клячу ты увидишь в зеркале, – с презрением сказал Дильс.
Костя с нескрываемой ненавистью поглядел на отца и, ни слова не говоря, ушел в палатку.
– Можно мне сказать? – подал голос Тух-Тух. Все обернулись.
– Время сказок закончилось, – сказал Дильс. – Чего еще?
– Надвигается сильная буря. Если мы здесь останемся, то все погибнем. Возможно, завтра утром она будет на этом месте. А может, уже сегодня.
– Это все? – с сарказмом спросил Дильс, но Тух-Тух невозмутимо отвечал:
– Нет. Я говорил вам правду, что самолет высадил нас у скалы Белый Саван. Я хорошо успел изучить ее и знаю, что там есть большое углубление, в котором можно надежно укрыться от бури. До скалы три километра, может, чуть больше. Так что решайте.
Дильс молчал, обдумывая слова норвежца, и это явно не понравилось Злате.
– Дильс, нет, – она подошла к мужу вплотную. – Не слушай его. Мы ведь можем укрыться на чилийской станции, верно?
Теперь побелело лицо Яны, и Тима поспешно взял ее за руку. Еще бы, образ распотрошенных трупов до сих пор стоял у него перед глазами.
– До нее около тринадцати километров, – сказал Дильс и задрал голову вверх. Потом посмотрел на запад.
Все, как по команде, повернули головы в этом направлении. В целом небо было чистым, но с западной стороны уже дул ветер, а на горизонте образовалась тоненькая полоска темно-фиолетового цвета, и она медленно, но неуклонно ширилась.
– Я знаю эту скалу, – сказал Дильс.
Он еще раз оценивающе посмотрел на собирающиеся тучи, затем перевел взгляд на Тух-Туха.
– Однако какая у нас компания замечательная собралась, – усмехнулся Дильс. – Аммонит, Тух-Тух… Дурдом на прогулке. Хорошо, хоть вы без кличек, – посмотрел на ребят Дильс. – Мы подождем. Пока никаких оснований волноваться не вижу. Может, ураган пройдет мимо.
Однако прежней уверенности в его голосе не было, это заметила даже Яна.
Все начали молча заниматься своими делами. Удрученные происходящим и, самое главное, туманным будущим, они не заметили, что глаза Тух-Туха горели триумфальным огнем.
Она открыла глаза, поморщившись от нестерпимой рези. Все вокруг было ослепительно белым.
«Снова белый цвет, – мелькнула у нее обреченная мысль. – Снег, вокруг только снег… метель…» Лана присмотрелась, поймав себя на мысли, что в этой белизне есть что-то неестественное, только спустя несколько секунд до нее дошло, что она не в лесу, а в помещении. Недавние события вихрем пронеслись в сознании, и сердце девушки трепетно забилось – ее нашли! Вот только где она?
Она хотела встать с кровати, но, увидев, что на ней, кроме ночной рубашки, ничего нет, стыдливо юркнула обратно под одеяло. Может, позвать кого-нибудь?
Только сейчас она обратила внимание, что ее пальцы на обеих руках забинтованы. Наверное, последствия обморожения.
В этот момент в палату зашла невысокая медсестра и за ней – о счастье! – ее родной дядя Женя. Лицо последнего было осунувшимся, с тревожным взглядом, но, как только он увидел ее, оно озарилось радостью.
– Только недолго, – предупредила медсестра, закрывая за собой дверь.
Евгений присел на краешек кровати Ланы. Та влюбленно смотрела на него, не зная, что и сказать, все мысли куда-то улетучились.
– Как ты? – спросил он, и девушка молча кивнула, показывая, что все о’кей.
– У тебя воспаление легких. Двустороннее, – произнес Евгений немного виновато, будто сам наградил ее этим заболеванием.
– Я нормально себя чувствую, – прошептала Лана.
Громче не получалось – в горло словно напихали ваты с опилками, она и так старалась на пределе своих возможностей.
– Что с ребятами? – спросила она после паузы, внутренне готовя себя к самому худшему.
Брови Евгения удивленно взметнулись вверх:
– Я сам хотел спросить у тебя. Где вы потерялись?
– В лесу. Нашли дом. Какая-то охотничья изба, – слова давались с огромным трудом, будто это были не слова вовсе, а громадные дикобразы, раздирающие трахею и гортань своими ядовитыми иглами. – Потом я вышла наружу… в туалет. На небе что-то вспыхнуло… и дом исчез.
Внезапно Евгений стал раздваиваться прямо на глазах, и девушка не сразу поняла, что плачет.