Льды уходят в океан
Шрифт:
— Нет, слава богу, ничего страшного. Ты просто должна мне помочь, Марина.
— Помочь?
— Да. Больше никто не сможет. Обещаешь помочь?
— Конечно, но...
— Без всяких «но»... Я тебя очень прошу. Одевайся.
Наскоро плеснув в лицо холодной водой, Марина набросила шубу и, на ходу завязывая платок, побежала вниз по лестнице.
На улице Марина, к своему удивлению, увидела, что Людмила не одна: рядом с ней стояли еще три девушки, закутанные так же, как и она.
Марина в нерешительности остановилась у двери, но Людмила быстро подошла к ней и скороговоркой проговорила:
—
Она взяла Марину под руку и почти насильно потащила за собой.
Марина спросила:
— Куда мы идем?
— К третьему доку, — ответила Людмила. — Мы там работаем.
Одна из девушек, Инна Ляшко, взяла Марину под руку.
— Назад пути заказаны, — засмеялась она, сверкнув цыганскими глазами. — Рассказывай, Люда, что ждет пленницу...
Людмила рассказала: ее бригада взяла обязательство закончить сварочные работы на сейнере ко Дню 8 Марта. Составили точный график, строго его выполняли, но вчера вечером заболела сварщица Катя Луганская. Острый приступ аппендицита. Катю отвезли в больницу. Ночью сделали операцию. Ясно, что самое меньшее на полмесяца она вышла из строя. И ясно, что весь график теперь полетит к черту, в городе нет ни одного свободного сварщика, который хотя бы на время заменил Луганскую. И вот...
— Нам ничего не оставалось делать, как идти к тебе, — говорила Людмила. — Идти и просить: выручай. — Она на секунду остановилась, заглянула в лицо Марине. — Ты даже себе не представляешь, Марина, как мы все тебе благодарны, что ты согласилась помочь нам! Это так здорово, правда, девочки?
Те ответили хором:
— О-о!
Марина растерялась:
— Но я...
— И ты знаешь, — продолжала Людмила, — если бы нам кто-нибудь стал доказывать, что ты не согласишься, мы не поверили бы. Инка так и сказала: «Докер знает, что такое солидарность...»
— Но я... — Марина попыталась что-то сказать, но ее опять перебили.
— Когда Люда сказала, что ты сварщица, мы решили: теперь нам беспокоиться нечего. — Инна Ляшко крепче прижала к себе руку Марины. — Будто гора с плеч!
Они болтали без умолку, и Марина поняла, что делали они это нарочно, лишь бы не дать ей возможности отказаться от их настойчивых просьб.
А Марина и не собиралась отказываться. И не только потому, что ей было очень приятно сознавать себя равной среди этих сварщиц и нужной им. Она вдруг почувствовала, как возвращается светлая радость, которой так не хватало в ее жизни.
Ее привели в жарко натопленную раздевалку, усадили у железной печи. Людмила сказала:
— Девочки, в нашем распоряжении полчаса. Как говорят бюрократы, введем Марину в курс. Возражений нет, Марина?
— До сих пор вы не дали мне вымолвить ни слова, — улыбнулась Марина. — Может, выслушаете теперь?
— Так мы же обо всем договорились! — поспешила заметить Валя Ногаева, девушка небольшого роста, с тяжелой косой, уложенной так же, как у Людмилы. — Мы уже решили все...
— Не все, — сказала Марина. — Я ведь работаю. В четыре мне надо в ресторан...
Людмила положила на пол рядом с Мариной фуфайку и села на нее.
— Сегодня суббота, и по нашему графику мы работаем до двух. К четырем мы успеем в твой ресторан. Скажем, что ты на две недели идешь в отпуск. Разговор с директором я беру на себя. Я ему все растолкую. Хорошо?
4
Это было возвращением к жизни. Все, кроме работы, отошло на второй план. Глядя на голубой огонь сквозь защитную маску, Марина думала о том, что только люди, лишенные всякого воображения, могут оставаться равнодушными к необыкновенной красоте всполохов, похожих на волшебные огни. Она же в этом голубом огне могла видеть все, что хотела. Стоило ей прищурить глаза — и тысячи искр превращались в звездные тропинки, по которым она без особого труда отправлялась в свое прошлое или будущее — куда захочет! Удлини она пламя — и перед ней откроются тайны, в которые не проник еще ни один человек. Она могла из огня создать такие картины, что самый искусный художник только ахнул бы.
Первые два-три дня Марина работала с несвойственной ей робостью. Так человек, долгое время пролежавший на больничной койке, делает первые шаги. Земля ему кажется зыбкой, словно морские волны, и он не уверен, что она вдруг не заколеблется под ним, не уйдет из-под ног. Но потом все стало на свое место. Украдкой — чтобы не обидеть недоверием — Хрисанова наблюдала за работой Марины и все больше убеждалась: Марина — сварщица по призванию, у нее точные движения, математически точный расчет, необыкновенное изящество в работе, словно она имела дело не со стальными частями корабля, а с хрупкими деталями тонкого оптического прибора.
Как-то вечером, когда сварщицы переодевались после работы, Людмила сказала:
— Чувствую, как шатается мой королевский трон. Пройдет полгода — Марина Санина займет его.
Марина засмеялась.
— Нет, я навсегда хочу остаться верноподданной своей любимой королевы.
В этих шутливых словах Марины заключался глубокий смысл: чем больше Марина узнавала Хрисанову, тем сильнее к ней привязывалась. Людмила была ровной, со всеми девушками, и у нее для всех хватало внимания, времени.
С первых же дней Марина заметила: ее новые подруги никогда не сентиментальничали, не вздыхали и не охали, даже если у кого-нибудь из них случалась беда. Они не прятали друг от друга даже самых сокровенных чувств, но их откровенность нисколько не походила на обычные излияния девиц, которые искали сочувствия, хотя и не надеялись на помощь. Они помогали друг другу без широких жестов и громких фраз, и в этом нельзя было не увидеть особой цельности их натур...
Через неделю после того, как Марина пришла в их бригаду, она спросила у Вали Ногаевой:
— Вы часто ходите к Кате Луганской? Скоро она поправится?
— К Кате Луганской? — вопрос, кажется, застал девушку врасплох. — Да, конечно.
— Можно мне пойти сегодня с вами?
Валя помолчала, что-то обдумывая. И ответила весьма категорично:
— Нет.
В это время подошла Людмила, и Валя сказала ей:
— Марина просит познакомить ее с Катей Луганской. Той, знаешь?..
Людмила улыбнулась, села на скамью, потянула Марину за руку:
— Садись, Марина. Ты читала о поручике Киже?