Льды уходят в океан

Лебеденко Петр Васильевич

Во время ужина Саня сказал:

— Никто не знает, каких трудов мне стоило выколотить из себя морскую болезнь... Я, конечно, понимаю: шторм в море — это совсем не то, что было сегодня, но два года назад даже от такой волны я становился трупом... Давайте выпьем за будущего моряка Саньку Кердыша. За будущего ледового капитана Александра Александровича Кердыша. Ура, товарищи!

— Ты сильный человек, Саня, — с нежностью проговорила Людмила. — Я уверена, ты станешь настоящим капитаном. И однажды ты приведешь свой потрепанный бурями корабль в наш док и скажешь: «Товарищи докеры, вручаю вам свою посудину, сделайте

все, что нужно» . Можешь не беспокоиться — мы сделаем. Правда, Марк?

— Сделаем, — подтвердил Талалин.

— Спасибо, — сказал Саня. — Обратите особое внимание на третий шпангоут в кормовом отсеке.

Принимая его шутку, Людмила заметила:

— В третий отсек я поставлю лучшую свою сварщицу Марину Санину. Она постарается...

Марк быстро взглянул на Людмилу.

Людмила заметила, как встрепенулся Марк, однако продолжала, улыбаясь:

— Порой меня называют «королевой голубого огня», и я уже почти поверила, что среди девушек-сварщиц в искусстве зажигать хорошую дугу равных мне нет.

— Теперь так не думаешь? — спросил Саня.

— Если бы ты видел, как работает Марина, не спрашивал бы, — уже серьезно ответила Людмила. — Впрочем, Марк знает об этом не хуже меня, он может подтвердить. Подтвердишь, Марк?

Марк закурил, не спеша спрятал в карман портсигар и спички, потом взял бутылку и спросил:

Ты еще немного выпьешь, Люда?

Людмила кивнула:

— Налей, только чуть-чуть. И знаете что? Давайте выпьем за дружбу, которая не ржавеет от времени. Есть ведь такая дружба, Марк?

— Ты говоришь о дружбе или о любви? — глядя на свой бокал с вином, спросил Марк. — Это ведь не одно и то же.

— Разве? — Людмила тоже подняла бокал и посмотрела сквозь него на Марка. — Я не искушена, Марк. А что, по-твоему, сильнее?

Марк выпил, поставил бокал на стол, сказал, обращаясь к Сане:

— Нам пора, Саня. Давайте рассчитываться...

Они вышли из кафе, и Марк хотел было уже распрощаться, когда Кердыш вдруг, увидев какого-то парня, сказал:

— Видишь вон того типа, что стоит у киоска? Он по мою душу. В восемь у нас баскет, а я хотел увильнуть. Теперь не выйдет, придется идти. Ты проводишь Люду?

— Если она не будет против, — ответил Марк.

— Я не буду против, — согласилась Людмила.

Долгое время они шли молча: Людмила — впереди, Марк — чуть-чуть сзади. Иногда Людмила замедляла шаг, но и Марк приостанавливался, то прикуривая папиросу, то, присев, завязывал шнурок на туфле. Девушка понимала, Марку почему-то неловко идти с ней рядом.

Внезапно она остановилась и попросила:

— Возьми меня под руку, Марк.

Марк взял ее под руку и почувствовал, как Людмила, возможно непроизвольно, сразу подалась к нему, прижавшись к его плечу. Он слегка отстранился и скорее угадал, чем увидел, что она улыбнулась.

— Марк, — тихо сказала она.

— Да.

— Почему ты молчишь?

— Спеть что-нибудь?

— Ты обиделся?

Он пожал плечами.

— На кого?

— На меня, конечно.

— Разве есть за что?

Тебе было очень неприятно, когда я заговорила о Марине. Я это почувствовала с первых же своих слов.

— Почему же ты не остановилась?

— Чисто женская глупость. Можешь ты это понять?

— Нет.

— Хорошо, я объясню. Может быть, это и не глупость. Да, скорее всего это не просто глупость. Знаешь, Марк, в каждой женщине сидит какой-то паршивый чертик, с которым ей очень трудно бороться. Он страшно зловредный, этот чертик. И очень загадочный. То ему взбредет в голову толкнуть женщину на какой-нибудь безрассудный поступок, вроде влюбиться в женатого мужчину, то он заставит ее приревновать парня, своего хорошего товарища, к девушке, тоже хорошей своей подруге. А то вдруг ни с того ни с сего начнет нашептывать: «Ну-ка прислушайся к своим чувствам, не кажется ли тебе, что ты неравнодушна вот к этому человеку?» Начинаешь прислушиваться, Да, действительно что-то есть. Стараешься убедить чертика-искусителя: «Этот человек принадлежит другой, нельзя же забывать о чести...» А он: «Ну, знаешь, еще неизвестно, много ли осталось у него к ней от прошлого. Ты сперва узнай, а потом уже говори о чести...» Ему-то что, бесенку, который в тебе сидит: заварит кашу — и исчезнет, а ты потом...

— А ты что потом? — спросил Марк.

Людмила рассмеялась.

— Я ведь говорю не о себе. Вообще говорю.

Они проходили по небольшому скверику, и Марк, увидев скамью, предложил:

— Давай немножко посидим.

— Давай, — согласилась Людмила. — Ты дашь мне папиросу? Вообще-то я не курю, но сейчас...

— Папиросу я тебе не дам, — сказал Марк. — Посидим просто так.

— Хорошо, посидим просто так.

И опять они долго молчали. Марк старался понять смысл слов, сказанных Людмилой. Что ей нашептывал ее зловредный чертик? И зачем она там, в кафе, завела речь о Марине? При Сане Кердыше... И о чем она сейчас думает?..

О чем она сейчас думала? Когда они оставались с Саней вдвоем и он, теряясь, не находил слов, чтобы продолжить тот разговор, который был таким непринужденным при Степане и Марке, Людмилу угнетало молчание. Именно во время молчания она начинала понимать, что Саня не в силах заполнить пустоту, испытываемую ею все чаще и чаще. А вот с Марком и молчать хорошо. Она совсем не чувствует никакой пустоты... Никакой! Она готова вот так же молча сидеть хоть до утра.

Марк неожиданно попросил:

— Дай мне руку.

Она сняла тонкую кожаную перчатку.

Ладонь ее была теплой и очень маленькой. Марк даже удивился, какой маленькой была ее ладонь. Он сказал:

— Мы с тобой хорошие друзья, Люда? Имею я право назвать себя твоим хорошим другом?

— Наверное. Если не боишься...

— Не боюсь. Нет, не боюсь, — повторил он и спросил: — Скажи мне правду, о чертике ты действительно вообще или в частности?

Людмила ответила в шутливом тоне:

— Сказать тебе правду? Тогда давай представим, что я решила исповедаться, как грешницы исповедовались в старину. Хорошо?

— Хорошо.

— Я расскажу вам всю правду, святой отец, а вы в сердце своем отыщите слова, которые бы утешили меня и оправдали, ибо я очень нуждаюсь и в том, и в другом. Я всегда считала себя сильным человеком и всегда была уверена, что справедлива к людям и к самой себе. Душа моя стремилась к любви, но долгое время она оставалась одинокой, и это тяготило меня, святой отец... Только однажды я почувствовала, как во мне что-то дрогнуло и оттаяло. Мне показалось: наконец-то я встретила человека, с которым найду счастье. Это славный юноша с добрым и горячим сердцем. Он полюбил меня, но...