Льды возвращаются (с илл.)
Шрифт:
– Она беременна! – всхлипывала Люда. – А он не теряется... Он погибнет.
Глава третья
«Я снова вытащила свою общую тетрадку. Мне кажется, целую вечность не писала в ней. Но сейчас произошло такое, что я не имею права не писать... Совет безопасности ООН разрешил провести ядерный взрыв в мирных целях.
Академик Овесян вызвал маму на установку нового
Я чувствовала себя разведчицей. Я догадывалась, что Буров что-то задумал и посылает меня неспроста.
Мы поехали с мамой на оленях. Это было очень интересно. Я сама пробовала править хореем – такой длинной палкой, которой погоняют оленей. Они удивительно смирные и приятные животные. Прежде я никогда не думала, что они такие маленькие, всего по грудь мне.
А бегают они быстро, но, как бы ни скакали, несут рога параллельно земле, не колебля их.
Овесян, как он говорил, несколько раз выходил встречать нас и наконец встретил.
Я знала, зачем ему понадобилась мама. Он не хотел без нее зажигать новое «Подводное солнце». Все-таки она очень много значила для него в жизни, хоть они и спорили всегда.
Амас Иосифович даже не дал нам с мамой отогреться.
– В блиндаж! Скорее в блиндаж! – торопил он. – Кофе вас там ждет... И даже кое-что покрепче.
– Ей еще нельзя, рано, – строго сказала мама.
Академик выразительно подмигнул мне. Я уже пила коньяк... Он же меня и угощал еще в Москве.
– Это только в случае победы, – сказал он.
Он повел нас снежными тропами к округлому холму, в глубине которого соорудили бетонное убежище.
Я спускалась по темной лестнице, нащупывая рукой шершавую холодную стену. Вспыхнул электрический свет. Овесян вел маму. Он и зажег лампочку.
Блиндаж был с узкими горизонтальными бойницами, совсем как на войне, только вместо пулеметов здесь приборы. Противоположную узким щелям стену занимал пульт с рукоятками и кнопками, в которых я, конечно, разобраться не могла.
Академик протянул мне темные очки. А на улице и так было темно. Теперь узкие щели стали черными.
Академик отдал команду. После этого в репродукторе послышался голос, предупреждающий об опасности:
– Всем укрыться в убежищах! Атомный взрыв! Всем укрыться в убежищах...
Мне стало жутко, и я никак не могла совладать с собой. Зубы начинали стучать. Если бы Буров меня увидел, он стал бы презирать...
Потом в репродукторе послышался стук метронома.
– Все, как тогда, – оглянувшись на маму, сказал Овесян.
Она улыбнулась ему.
В репродукторе слышался голос:
– Девять... восемь... семь... шесть...
Я ухватилась за спинку стула, на который села мама, до боли сжала пальцы.
– Пять... четыре... три... два...
Овесян поднял руку.
– Один...
Я смотрела в черную щель. Мне показалось, что ничего там не произошло. Но вдруг на горизонте беззвучно выросло огненное дерево... Именно дерево, потому что оно расплылось вверху светящейся листвой. Говорят, что у гриба атомного взрыва черная шляпка. Это только днем. А в полярную беззвездную ночь эта черная шляпка светилась.
И потом заколебалась почва. У меня закружилась голова.
У подножия огненного дерева на горизонте образовался белый холм, словно море со льдами приподнялось там.
И только потом на нас обрушился звук. Он сжал голову, в глазах у меня помутилось, стены поехали куда-то вбок. Если бы я судорожно не держалась за стул, я бы упала.
Академик целовал маму.
Потом, одетые в неуклюжие защитные противоядерные балахоны поверх шуб, мы вышли на берег моря.
Мама и академик уже знали, что все вышло, как ждали: произошел не только инициирующий атомный взрыв – загорелось под водой и атомное солнце. Реакции, которые не проходили на старом месте, здесь протекали нормально.
На берегу мы застали капитана Терехова.
Овесян обнял его за плечи.
– Ну как, ледовый волк? Пришел конец твоим льдам! Доволен? Сейчас коньяк будем пить, плясать, шашлык жарить!..
– Принимать ледокол спешу, – ответил капитан.
– Вот и выпьем сразу за все... Ты только посмотри, как быстро освобождается от льдов полынья. Слушай, капитан. Хочешь ледовую разведку провести? Бери катер, иди к старой установке. Если пройдешь на катере – значит, скоро вся полынья от льдов освободится. И путь твоему возрожденному ледоколу станет намного легче.
– Можно, я тоже поеду с капитаном? – попросила я.
Мама хотела запротестовать.
– Можно! Можно! Пойдешь против течения. Никакой опасной радиоактивности. Будешь гонцом нового марафона. Сообщишь Бурову о победе слепцов. Скажешь: вслепую, а зажгли «солнце».
– Почему вслепую? – удивился капитан.
– Потому что так и не поняли, почему оно погасло. А ты думаешь, люди знали, что такое электрический ток, когда строили первые динамо-машины?
Капитану не терпелось скорее вернуться к своему ледоколу.
Катер весело застучал мотором, и мы отплыли от берега, лавируя между льдинами. Так и не успел Овесян угостить нас коньяком.
Может быть, атомный взрыв разогнал тучи – в небе засветились звезды, но они померкли сейчас рядом с роскошными занавесами, которые свисали с неба, переливаясь нежными фиолетовыми и красноватыми, тонами.
Овесян шутил, что это все в честь одержанной победы.
Я видела такое сияние впервые, и мне оно действительно казалось связанным с тем, что здесь недавно произошло.